- Ну, извини, - огрызнулся полуэльв, - мясо само с небес не падает.
Он бросил на кривоватый столик тушку упитанного зайца и растянулся на лавке. Эльв заворчал, но принялся свежевать добычу, подвесив зайца за лапу прямо за окном, где еще было светло. Атуан повернулся на бок и посмотрел на воспитанницу: та завороженно наблюдала за огнем, и яркие сполохи отражались в ее глазах, будто бешеные светлячки.
- Отодвинься от печки, - посоветовал полуэльв, - у тебя уже щеки горят.
Девушка отреагировала странно: схватилась за щеки, выпучив от ужаса глаза, громко и пронзительно взвизгнула и заверещала.
- Я горю! Но я же не сухая! Почему я горю? Я не трогала огонь! Я не трогала дрова! Они меня не поджигали!
Она в панике заметалась по комнате. Чувствуя легкую абсурдность происходящего, Атуан поднялся на ноги, уловил момент и ловко и мягко скрутил девушку. Та забилась у него в руках, но ощутив уверенность и спокойствие полуэльва, уставилась на него своими странными почти черными глазами.
- Вы что тут разорались? - недовольно сказал заглянувший на шум служитель. - Работать мешаете. Что случилось?
- Ничего серьезного, - ответил ему Атуан поверх черноволосой головы. - Тюлли показалось, что она горит.
- Что за глупости, - проворчал служитель и снова скрылся за дверью.
- Эй, ну что ты? - мягко обратился к девушке Атуан, слегка отстраняя ее от себя, чтобы заглянуть в лицо.
- Я н-не г-горю?
- Нет.
- Но ты же сказал, что у меня щеки горят!
- Ну да: вон какие красные. Когда щеки красные, говорят, что они горят, - Атуан провел тыльной стороной пальцев по левой щеке девушки, стирая слезы испуга. Тюлли со всхлипом выдохнула и улыбнулась ему.
- Значит, я не горю?
- Нет.
- Хорошо, - она растерла остатки слез по щекам, села на лавку за стол и требовательно посмотрела на Атуана.
- Что? - спросил тот.
- Почему горящие дрова зажигают негорящие дрова, но не зажигают печку?
- Потому что кирпич не горит.
- А человек?
- Ну... сложно сказать. В принципе, не горит. Но в огне зажарится, как обычный кусок мяса.
Тюлли немного помолчала, обдумывая услышанное, потом задала следующий вопрос:
- Что будет, если я сгорю?
- Ты умрешь.
- Что это значит?
- Это значит, что тебя больше не будет в этом мире. Ты разделишься на душу и тело. Тело останется здесь и будет таким же неживым, как тушка зайца, которую я принес, а душа... Тут все зависит от расы. Если ты смертная, то родишься почти сразу после смерти. А вот эльвы рождаются снова через столько лет, сколько они до этого прожили здесь, на земле. Это время нужно, чтобы забыть все, что было в прошлой жизни, и начать жить заново.
- А ты эльв?
- Почти, - поморщился Атуан. - Кто-то из моих предков уж точно был эльвом. Наверное, отец: мать-то вроде как полукровка. Была.
- Мать? Кто такая мать?
- Мать - это женщина, которая дает жизнь новому человеку.
- Ты познакомишь меня с ней?
- Я не могу, - покачал головой Атуан. - Она умерла, когда я был маленьким.
- Ты был маленьким? Совсем маленьким?
- Просто крошечным. Вот таким, - и полуэльв показал руками размеры младенца. - Даже еще ходить не умел и говорить. Прямо как ты сначала. Только я не так быстро учился, как ты. Дети долго растут, долго учатся. Когда не стало мамы, я был совсем беспомощным и умер бы, если б меня не забрал дядя Марк. Вот приедем в Тэллу, я тебя с ним познакомлю. Заодним совета у него спросим, что нам с тобой делать.
И полуэльв ободряюще похлопал ее по спине. Тем временем вернулся Илиган и принялся срезать мясо с костей.
- Что смогу - подкопчу, из остального бульон сварим, на завтрак на нем кашу сделаем.
Он срезал сколько смог: заяц, конечно, был упитанный, но все-таки заяц, а не свинья. Эльв подвесил срезанные кусочки коптиться и принялся готовить бульон. Тюлли взяла один кусочек, с любопытством обнюхала его, положила в рот и пожевала.
- Фу, выплюнь! - потребовал Атуан.
- Почему? - отодвинулась от него Тюлли.
- Нельзя же есть сырое. Вот подожди, Илиган закоптит, и можно будет кушать.
Девушка сделала вид, что не слышит, и продолжила упорно жевать сочный кусочек сырого мяса. Атуан попытался было вытащить подозрительное блюдо у нее изо рта, но потом махнул рукой и взялся за кашу. Вскоре Тюлли присоединилась к нему, и оставшееся мясо оказалось в полном распоряжении повара.
Светало. Окраины Лавергена мерцали, словно мираж в пустыне: город перемещался на новое место по ему одному ведомым маршрутам. Этот процесс никак нельзя было остановить или скорректировать. Да никто и не пытался: механизм заклинания был никому не известен и работал от мертвой магии. Раньше, когда ее слой был тонким, город перемещался редко: один-два раза в год. Теперь же, в густом кружении мертвых магических частиц, стены города ежедневно воздвигались на новом месте, перемещая своих немногочисленных жильцов. Магов Лавергена насчитывалось не больше сотни со всего света, и почти все они жили в здании старой библиотеки. Остальные строения стояли заброшенными, их щербатые стены из красного кирпича дышали умиротворением и печалью, навевая непрошенную ностальгию.