— Чей ты, деточка? Чей ты, деточка? Чей ты, деточка?
— Папин, — ответил Жаконя и нахмурился — ему не нравилась эта птица.
— Ты — человечек? Ты — человечек? Ты — человечек?
— Я обезьянка, и зовут меня Жаконя.
— Чудесно! Чудесно! Чудесно!
— А тебя как зовут?
— Вот чудак! Вот чудак! Он не знает, как меня зовут…
Я — Сорока-белобока, я — Сорока-белобока! Чудак-чудак-чудак!..
— Перестань, пожалуйста, трещать, Сорока. Лучше помоги мне вернуться в деревню.
— Чепуха-чепуха! Ты будешь жить у меня, в моём гнёздышке! Это чудесно-чудесно-чудесно!
С этими словами Сорока ухватила клювом Жаконю за курточку, подскочила и, взмахнув крыльями, полетела…
В ГНЕЗДЕ
На опушке леса, неподалёку от строительства завода, росла высокая берёза, на самом верху её находилось большое гнездо, сделанное из веточек, сухой травы и глины.
Гнездо походило на шар, а залезали в него сбоку, через круглую дырку.
Здесь жила Сорока. Сюда она и прилетела, держа в клюве Жаконю.
Жаконя пролез в дырку и чуть не заплакал — в гнезде было темно и как-то странно пахло… наверное, Сорока не отличалась аккуратностью.
— Подожди меня, деточка, я скоро прилечу, — сказала Сорока Жаконе. — Хочется рассказать о тебе всем знакомым.
И она полетела по опушке, громко крича:
— Чрезвычайно! Чрезвычайно! Наконец-то у меня есть сыночек! Приходите в гости посмотреть на моего сыночка!
— Разор-р-ралась, стар-р-рая дур-р-ра! — крикнул с соседней берёзы чёрный ворон; он был большой грубиян и терпеть не мог хвастливую Сороку, хотя она и приходилась ему какой-то дальней родственницей.
Жаконя же сидел в гнезде, приглядевшись, он увидел, что всё гнездо устлано перышками, пухом, клочками шерсти и тряпочками, которые Сорока неизвестно где раздобыла.
Всё-таки здесь было теплее, чем на открытом воздухе. И поджав под себя озябший хвост, тряпичная обезьянка задремала, утомлённая переживаниями этого дня, и даже не слышала, как вернулась домой Сорока и как наступила ночь…
«Я НАУЧУ ЕГО ЛЕТАТЬ!»
На следующий день разные птицы слетелись к высокой берёзе. Здесь были и Чижи, и Снегири, и Галки, и Воробьи, и даже чёрный Ворон — всем было интересно посмотреть на сыночка болтливой Сороки.
Последним прилетел Дятел; у него сильно болела голова после работы — ведь известно, что он добывает себе пищу головой.
Сорока вылезла из гнезда, уселась на ветку, отряхнулась, поправила клювом перья на хвосте и притворилась, будто она удивлена, видя стольких гостей! (В глубине души Сорока сильно жалела, что сейчас не лето — тогда гостей было бы ещё больше.)
— Чем-чем я заслужила такое уважение? Чем-чем? — трещала Сорока.
— С-сама з-звала, — коротко ответил красногрудый Снегирь.
— Чем-чем мне вас потчевать? Чем-чем мне вас потчевать? — суетилась Сорока.
— Ничем, ничем! — отвечали птицы. — Покажи своего сыночка!
— Деточка! Деточка! — позвала Сорока, обернувшись к гнезду.
И в дырке показалась голова Жакони. Он первый раз в жизни видел такое множество птиц и от удивления быстро-быстро заморгал.
— Пре-кра-сный ребёнок! Пре-кра-сный! — сказала Галка. — Это ваш собственный?
— Я подобрала его на дороге, он совсем замерзал, бедняжка, — вздохнула Сорока.
— Так… Так… — задумчиво стукнул носом Дятел.
— Он будет у вас жить? Будет здесь жить-жить? — спросили Чижи.
— Да, я буду его воспитывать, — важно промолвила Сорока.—
Вы видите, что он — особенный ребёнок, он не похож на ваших детей; у него нет ни перьев, ни крыльев… Но как только наступит весна — я научу его летать так же красиво, как летаю я сама!
— Вр-раки! — каркнул чёрный Ворон. — Ер-р-рун-да! Дятел опять стукнул задумчиво:
— Так… так…
Услышав, что его собираются учить летать, Жаконя спрятался в гнезде.
Птицы ещё немного пощебетали и улетели. Только Ворон и и Дятел задержались.
— Я бы посоветовал вам отнести ребёнка к людям, — сказал Дятел Сороке. — У кого нет крыльев, того летать не научишь.
— Пр-р-равильно! — крикнул Ворон и тяжело поднялся в воздух.
— Ах, я ведь так одинока! Деточка будет для меня утешением и развлечением! — сказала Сорока.
— Так… — с сомнением ответил Дятел и тоже улетел.