— Спасибо. До свидания.
— Счастливого пути. Дети, что нужно сказать?
— Счастливого пути, — хором сказали крольчата.
ЛЕКАРЬ-АПТЕКАРЬ, ПЕТЬКА И СТАРАЯ ЛОШАДЬ ОТПРАВЛЯЮТСЯ В НЕМУХИН, А ЗА НИМИ — И САМА АПТЕКА «ГОЛУБЫЕ ШАРЫ»
Между тем выезд, на который стоило посмотреть, превратился в выезд, на который невозможно было досыта насмотреться. Прощаясь, Учёный Садовод украсил Старую Лошадь розами, и теперь она стала похожа на пряничного доброго льва, которого хотелось съесть, — так она была мила и красива. В шляпе Лекаря-Аптекаря тоже торчала роза, но бледно-желтая, чайная, называющаяся так потому, что она была привезена из Китая. А китайский чай, как известно, так хорош, что его пьют без сахара — во всяком случае, сами китайцы. Петька, который, как все мальчишки, презирал цветы, все-таки обвил водовозную бочку цветущим голубым плющом и приколол к своей курточке несколько анютиных глазок. Словом, выезд утопал в цветах, и было бы очень хорошо, если бы пассажиры (или хотя бы Лошадь) знали, куда они едут.
Гусь-предатель, которого они захватили с собой, даже спросил Петьку:
— Скажите, пожалуйста, куда вы изволите ехать?
Он стал очень вежлив после того, как этот мальчик чуть не свернул ему шею. Но, увы, хотя Петька и сказал отрывисто: «Куда надо», никто не мог ответить на этот вопрос.
— Прямо или направо? — спросила Лошадь, когда они добрались до перекрёстка, на котором скучал, повесив голову, длинный белый столб-указатель. «Мухин — 600 метров» — было написано на стрелке, показывающей направо. «Немухин — тоже 600» — было написано на другой, показывающей прямо.
— Айда в Немухин! — закричал Петька.
Лекарь-Аптекарь строго посмотрел на него и сказал Лошади:
— Прямо.
На ночлег пришлось остановиться в поле. Лекарь-Аптекарь завалился на боковую, а Петька стал рассматривать его банки и склянки. Одну, в которой что-то поблёскивало, он откупорил, просто чтобы понюхать, — и Солнечные Зайчики стали выскакивать из бутылки, весёлые, разноцветные, с отогнутыми разноцветными ушками. Одни скользнули в тёмное, ночное небо, другие побежали по дороге, а третьи, прыгая и кувыркаясь, спрятались в траве.
На бутылке было написано: «Солнечные Зайчики. От плохого или даже неважного настроения. Выпускать по одному».
Ну вот! По одному! А он небось выпустил сразу штук сорок. И Петька поскорее заткнул бутылочку — испугался, как бы ему не попало.
Наутро они приехали в городок Немухин и сняли комнату у весёлого Портного, который целыми днями сидел, поджав ноги, и шил пиджаки, жилеты и брюки. Вечерами, чтобы размять ноги, он катался — летом на роликах, а зимой на коньках. На роликах он катался лучше всех в Немухине, а на коньках едва ли не лучше всех в Советском Союзе. Если бы не музыка, он, может быть, стал бы даже чемпионом — так ловко он выписывал на льду имя девушки, на которой собирался жениться.
— Не можете ли вы вылечить меня от любви к музыке? — попросил он Лекаря-Аптекаря. — Дело в том, что на катке каждый вечер играет оркестр, а я так люблю музыку, что забываю о своих фигурах. Однажды, например, я заслушался и вместо трёх с половиной сальто в воздухе сделал только три. Ну, куда это годится!
С такой удивительной болезнью Лекарь-Аптекарь встретился впервые. Любовь к деньгам, или так называемую скупость, он лечил. Любовь к спиртным напиткам — тоже. А вот любовь к музыке… Он обещал подумать.
В общем, если бы не Гусь, который всё время боялся, что его съедят, в Немухине жилось бы прекрасно. Гусь начинал ныть с утра:
— А вы меня не съедите?
— Не съедим, — отвечали ему. — Но только потому, что гусятина у тебя невкусная, старая. А то съели бы, потому что ты — предатель.
— Ну и что же? Подумаешь! Ну и предатель! Тогда отпустите. Меня дома заждались.
— А домой нельзя.
— Почему?
— Потому что ты скажешь Великому Завистнику, что мы в Немухине. И он такое с нами устроит, только держись!
Гусь успокаивался, но наутро опять начиналось:
— А вы меня не съедите?
В общем, было бы хорошо, если бы аптека не соскучилась по своему Аптекарю.
Соскучились бутылки, большие, маленькие и самые маленькие. Соскучились Голубые Шары, годами слушавшие бормотание своего хозяина, который разговаривал с ними, как с живыми людьми. Порошки пересохли и пожелтели. На микстурах появилась плесень. И хотя многие врачи в настоящее время утверждают, что плесень тоже лекарство, никто ещё не пробовал лечиться ею от зависти или лени. Единственный человек, побывавший в аптеке, был немухинский Портной, да и то лишь на несколько минут: у него были дела, и он торопился. Лекарь-Аптекарь дал ему ключи, чтобы он поискал лекарство от любви к музыке, мешавшей ему стать чемпионом.