— Дяденька, так как же? — спросил он.
Башлыков подумал.
— Для Снежной Красавицы, конечно, рановато, — сказал он, — но, как говорится, будем посмотреть! — Он поднял вверх сухонький палец и повторил хвастливо: — Да-с, будем посмотреть!
И, выйдя в соседнюю комнату, он вернулся через несколько минут с веткой Снежной Красавицы.
Это была самая обыкновенная Снежная Красавица, но ведь, когда смотришь на неё, всегда кажется, что это дерево может расти только в сказках. Академик Глазенап, например, давно доказал, что оно как две капли воды похоже на невесту в подвенечном уборе. Но ещё больше оно похоже на невесту, которая наклонилась, чтобы поправить свой подвенечный убор, и выпрямилась, блестя глазами и раскрасневшись.
Раскрывающиеся трубочки цветка осторожно откидываются назад, а розовые пестики покрыты одним из самых изящных узоров, вышитым Дедом Морозом в незапамятные времена.
— Вот-с, — сказал Башлыков с гордостью. — Какова?
Петя сказал, что красивее этой веточки он ничего в жизни не видел.
— Да-с, и притом — единственная. И не только единственная. Первая в Советском Союзе.
14
Осторожно держа перед собой приказ с приколотой к нему веточкой, Петя вышел от Башлыкова. С вокзала он пошёл пешком — боялся, что приказ изомнут в метро. Он шёл неторопливо, но, подойдя к пекарне, не выдержал, ринулся через улицу наискосок и ещё поддал, увидев Настеньку, сидевшую во дворе под китайским зонтиком, с книгой на коленях.
Она была в светло-жёлтом платье, лежавшем ровным кругом на земле, точно она сперва покружилась, а потом села, как это сделала бы девочка, впервые надевшая длинное платье. Если бы кому-нибудь пришла в голову мысль посмотреть на неё сверху, он увидел бы только два светлых круга — зонтика и платья.
Теперь всё было уже так хорошо, что лучше, кажется, некуда. С приказом в руке Петька подошёл к Настеньке. И вот тут случилось то, о чём накануне сообщили по радио: налетел шквал.
Без сомнения, это был шквал, не предусмотренный Министерством Вьюг и Метелей, которое считало, что шквалы должны держаться в пределах. В пригородах он сорвал восемнадцать крыш, хотя на четырнадцати из них были предусмотрительно навалены кирпичи, старые железные кровати и прочая рухлядь. В Немухине он забросил на колокольню двух козочек, которые очень удивились, увидев свой посёлок с высоты — им всегда казалось, что они живут в одном из самых красивых мест на земле. Он сорвал вывеску с пивного зала на Кадашевской набережной и перенёс её на сберкассу, так что всем идущим в пивной зал захотелось положить свои сбережения на книжку, а всем идущим в сберкассу захотелось выпить.
Но, конечно, самое недопустимое заключалось в том, что он вырвал из Петькиных рук приказ, а у Настеньки — китайский зонтик.
Приказ он отправил в небо над Колокольней Ивана Великого, а зонтик — тоже в небо, но над шпилем многоэтажного дома на Смоленской.
Трудно сказать, что было страшней для Настеньки. Правда, веточка была теперь приколота к приказу, но ведь он ещё не был ей вручён!
Очевидно, не было другого выхода, как сломя голову ринуться за приказом, не спуская с него глаз и надеясь, что, согласно законам природы, он где-нибудь да опустится на землю.
И Петька побежал, натыкаясь на москвичей, которые тоже бежали в метро, на работу, в магазины.
Приказ плыл, как журавль, в нежном мартовском небе. Оглянувшись, Петька заметил с беспокойством, что Настенька бежит за ним, да ещё по солнечной стороне, без зонтика. Она тоже оглянулась в эту минуту и тоже с беспокойством, потому что за ней, ковыляя, охая и странно закидывая больную ногу, бежал дядя Костя.
— Прилетит! — кричал он. — Никуда не денется! Приказ, он своё место знает! Ага, что я говорил! — ещё громче закричал он, увидев, что приказ плавно опускается на крышу многоэтажки. — Давай, милый, давай! Планируй!
Но, взлетая то вверх, то вниз, качаясь и кувыркаясь, приказ вдруг, здорово живёшь, угодил прямо в дымовую трубу! Это видела вся Москва и, уж конечно, Настенька и Петя. Добежав до Арбатской площади, они остановились и в отчаянии посмотрели друг на друга.
Вот тут произошло ещё одно событие, если не самое удивительное из всех, так уж во всяком случае самое приятное: пробежав добрых три километра под тёплым весенним солнцем, Настенька не растаяла. Она запыхалась, разгорячилась, раскраснелась — всё, кажется, одно к одному! Но вот не растаяла же!