Это был маленький старичок с рыжевато-седой бородёнкой, в потёртом кожухе, из-под которого были видны штаны, засунутые в рваные красные валенки. На голове у него был солдатский треух.
— Здравствуйте, Трофим Пантелеич, — сказал ему Петька.
— Ну, положим, здравствуй, — хрипло ответил старичок.
Басар залаял на него, и старичок, попятившись, испуганно заморгал.
— Я, собственно, проездом. А это Басар, он не кусается. Извините, вы ведь, кажется, Леший?
— Ну, положим, — нехотя согласился старичок.
— Нет, я просто хотел передать вам привет от Варвары Андреевны.
Известно, что лешие не только улыбаются, но хохочут, причём у них отвратительный смех, похожий на скрежет тупой пилы по металлу. Но Трофим Пантелеевич весь так и засиял, услышав имя Варвары Андреевны, а когда он негромко засмеялся, закинув бородёнку, оказалось, что у него совершенно человеческий, добрый смешок.
— Ну, как она, моя голубушка? Здорова ли? Что поделывает? Каково ей живётся?
Петька рассказал, что Варвара Андреевна здорова, живёт в Немухине и преподаёт гармонию в Музыкальной школе.
— Просила вам кланяться, — сказал он солидно, — и передать свой подарочек. Вот. — Он достал из кармана табакерку и протянул её старичку.
На этот раз Трофим Пантелеевич не только засиял, но весь как-то засветился, точно он был прозрачный и внутри у него зажглась большая свеча.
— Ну что за девушка! Обо всём-то она позаботится, обо всём подумает. Ведь я тут который год всякую дрянь нюхаю, грибы сушёные, мхи разные, а она нá-поди — самый настоящий табачок прислала!
И он торжественно открыл крышку табакерки и осторожно насыпал щепотку на впадину левой руки между большим и указательным пальцем. Потом втянул табачок сперва в одну большую мохнатую ноздрю, потом в другую и так чихнул, что по всему лесу пошло:
«И-их! Э-эх! У-ух!»
— Салфет вашей милости, — степенно сказал Петька.
— Красота вашей чести, — радостно сморкаясь ответил старичок.
— Любовью вас дарю.
— Покорно бла…
И только он вымолвил «благодарю», как «И-их! Э-эх! У-ух!» так и зазвенело в лесу, пугая птиц и зверей, и докатилось до берлоги залёгшего на зиму старого медведя, который сонно насторожил ухо и уже совсем было собрался проснуться, но раздумал и опять захрапел.
— А теперь прошу пожаловать ко мне в гости, — сказал Леший.
— Спасибо, не могу. Очень тороплюсь. Не можете ли вы показать мне дорогу, которая ведёт к Посёлку Любителей Свежего Воздуха?
— А чем тебе здесь, в лесу, не свежий воздух? Пожил бы у меня. Мы бы с тобой на охоту ходили. У меня ружьецо есть. Правда, старое, но бьёт без промаха и белку, и всякую дичь. Право, остался бы, а?
— К сожалению, не могу. Времени в обрез. Скажу только одно: спешу по делам Варвары Андреевны.
— Ну, это другое дело. Тогда пойдём. Только вот что… — Он помолчал. — Ты не можешь как-нибудь устроить, чтобы твоя собака не лаяла? У меня просто сердце падает, когда она лает.
— Басар, ни звука! — повелительно сказал Петька, взглянув собаке прямо в глаза.
Басар кивнул, и они стали пробираться по чуть заметной тропинке, которую старый Леший не без труда нашёл среди бурелома.
Иван Гильдебранд
На первый взгляд Посёлок Любителей Свежего Воздуха ничем не отличался от любого другого посёлка. Странно было только, что почти в каждом доме, несмотря на сильный мороз, окна были распахнуты настежь.
Над дымовыми трубами торчали белые колпаки, похожие на поварские, а над колпаками струился нагретый воздух, красиво таявший на морозном солнце.
— Фильтруют дым! — научно определил Петька.
В любом посёлке, на Главной улице стоит сельсовет, на котором так и было написано «Сельсовет», чтобы никто не спутал его с пожарной командой или сельмагом. По сторонам этой надписи висели два плаката. На одном Петька прочитал: «Курильщики — вон!» А на другом: «При запахе прогорклого масла немедленно вызывайте «скорую помощь».
И действительно, в воздухе, пронизанном откуда-то взявшимся голубоватым светом, не было ни пылинки, ни дыма, ни чада. Народу на улице было немного — очевидно, Любители были заняты делом. Прохожие — это бросалось в глаза — все, как один, были высокого роста и одеты очень легко. О шубах не было и помину. И они не бежали сломя голову, чтобы согреться, а шли неторопливо, с любопытством поглядывая на Петьку, который в своём ватничке и шапке с ушами чувствовал себя, глядя на них каким-то Дедом Морозом. Они напоминали ему «моржей» — так называются смельчаки, которые купаются в проруби зимой и даже устраивают состязание на скорость; в прошлом году на зимних каникулах он видел в Ленинграде такое состязание «моржей».