И кругом поднялся такой гвалт, такой гам, что хоть уши заткни.
VI.
Между тем стало рассветать, и в комнату из-за шторы блеснул первый луч солнца. В клетке над окошком висела Ванина канарейка. Она вдруг встрепенулась и запела, - запела так весело и звонко, что шум в комнате разом затих.
Что же пела она? - А вот что:
- Не шумите! Не тужите! Что было, то сплыло; что сплыло - забыто, слезами вон смыто. Взошло солнце, пригрело и душу, и тело, - наслаждайтесь! Упивайтесь! Сами смело за дело. Хоть бы век понемножку так прожить - и слава Богу!
За занавеской спала Ванина няня, и она от пения канарейки проснулась, выглянула к Ване.
- Э, батюшка! Певунья наша и тебя никак разбудила.
- Ах, няня! Няня! - вскричал мальчик. - Да ты разве не слышишь, что она поет?
- Что поет? Известно, Бог горло дал - ну и дерет. Да у тебя, голубчик, что глазенки так разгорелись? Не сов ли какой хороший, видел?
- И какой еще, няня! А может быть, и не сон… Вся комната тут говорила!..
- То есть как так комната говорила? Что-то в толк не возьму…
- А вот я тебе расскажу. Послушай.
И стал он рассказывать. Слушала няня да только головой качала.
И вы, друзья, кажется, головой качаете? Не верите, чтобы комната могла говорить?
Раскройте глаза ваши, раскройте уши, глядите кругом и слушайте хорошенько: не только комната - весь мир вокруг вас внятно заговорит.
СКАЗКА О МУРАВЬЕ-БОГАТЫРЕ
I. ЖАТВА
Было время жатвы - как у людей, так и у муравьев-земледельцев. Вся нива у подножия муравейника кишела муравьями-жнецами. Одни из них сидели на верхушках колосьев и своими острыми челюстями, как серпом, срезали стебельки спелых зерен дикого риса. Другие ждали у корней колосьев, подхватывали срезанные зерна и, тут же очистив их от пленки, уносили в склад.
Между полосами хлеба были проведены правильные дорожки, которые лучами сходились к главным воротам муравейника. По краям дорожек, на определенных дистанциях, были временные склады зерен. Срезанные зерна доставлялись жнецами от колоса только к первому складу. Отсюда другие муравьи, носильщики, перетаскивали их далее, к следующему складу. Так, от склада к складу, зерна поступали наконец на руки муравьев-магазинщиков у входа в муравейник, а те относили их уже внутрь муравейника, в зимние амбары и кладовые.
Вся эта работа производилась мелкими пепельно-черными муравьями. Но они не были хозяевами муравейника. Хозяевами были крупные бронзово-рыжие муравьи, которые всей компанией лениво нежились на солнышке, на пологом скате муравейника. Отсюда, с вышины, им удобно было обозревать всю площадь нивы и наблюдать за чернорабочими.
Между отдыхающими рыжими хозяевами отличалась необычайною величиною и дородностью одна особа. Она, как видно, пользовалась особенным почетом, потому что возлежала на душистом коврике - розовом лепестке. То была родительница всех окружающих рыжих, мать-муравьиха.
И покой ей, точно, был нужен. Все утро пошло у нее на кладку яиц. Не десяток, не сотню и даже не тысячу яиц положила она: десять тысяч штук ровнехонько! Близкая к обмороку, выбралась она на вольный воздух отдышаться. Благо есть целый полк опытных дядек из той же трудолюбивой породы мелких чернорабочих: из яичек они выведут личинки; свернется личинка в кокон, ждут-пождут, сколько нужно, а там выпустят из кокона уже готового, как есть, муравья. О, они знают свое дело!
Пригретая солнышком, мать-муравьиха вздремнула было немножко. Очнувшись, она потянулась своими шестью пухлыми ножками и, щурясь от света, окинула все поле сонным взглядом.
- Это кто же там, детушки? - со сладким зевком спросила она, кивая усом вдаль. - Ведь это из нашей же братьи, рыжих?
Она не ошиблась. Вдали, куда указывала она, среди мелких чернокожих жнецов резко выделялся своим крупным ростом и золотисто-бронзовою шкуркой благородный рыжий муравей. Взобравшись на верхушку колоса, он с видимым удовольствием обгрызал цветоножки зерен. Но, благодаря своему росту, своей силе, он работал втрое быстрее чернорабочих. Задними ножками он держался за стебель, передними притягивал к себе то или другое спелое зерно; притянув, начинал крутить его на цветоножке, потом разом обгрызал цветоножку, сам сдирал с зерна пленку и очищенное уже зерно бросал вниз. Приставленные к колосу чернорабочие муравьи едва поспевали поочередно относить сброшенные зерна к ближайшему складу.
- Да, это Грызун, - отвечал на вопрос муравьихи. один из отдыхавших тут же рыжих муравьев.- Зубы, знать, чешутся.