Окно было открыто. Вылетев на улицу, Пьер какое-то время порезвился в лучах летнего солнца, затем перелетел через крышу и очутился в саду.
Гусыня, знавшая, что он намеревался поселиться именно здесь, уже ждала его. Махаон стал порхать над ней, хотя краснолапая была далеко не цветок.
— Ах, как прелестно! — восклицал Пьер. — Ах! Какая чудесная жизнь! Как приятно парить в воздухе, пить росу, питаться медом и ароматами. Я больше не человек. И даже не бабочка! Я божество!
— Однако, мэтр Пьер, кое-что вам забывать не следовало бы, — проговорила старая гусыня. — Конечно, ваше существование приятно! Но имейте в виду: оно будет недолгим, потому что бабочки, насколько мне известно, относятся к племени эфемеров, то есть существ быстроисчезающих. Так что у вас всего один день жизни. Сутки… не больше. Разумеется, счастье не измеряется в единицах времени, и можно двадцать четыре часа прожить счастливее, нежели восемьдесят лет.
— Черт возьми! — всполошился Пьер. — Хорошо, что вы мне об этом напомнили. Я тоже где-то что-то об этом читал! Ах, я простофиля! Если бы у меня были кулаки, я надавал бы себе тумаков за такую глупость! Стоило так мучиться, чтобы сразу умереть?! Как бы теперь не опоздать с возвращением в человеческий облик!
— Не теряйте ни минуты, мой дорогой мэтр Пьер! — воскликнула гусыня. — Скорее пожелайте стать самим собой! Торопитесь! Мне кажется, вы уже начали слабеть!
Страх парализовал Пьера, и он упал в траву.
— Хочу стать человеком! Хочу стать самим собой! — простонал он.
Но, как мы уже отмечали, дорогие дети, с некоторых пор превращения протекали все медленнее и медленнее. К тому же проходили они теперь далеко не безболезненно, и во время обратного превращения Пьеру пришлось претерпеть невыносимые мучения. Но, как бы то ни было, желание Пьера вновь стать человеком было произнесено вовремя, хотя и в самый наипоследний момент. Прошел не один час, прежде чем Пьер освободился от личины бабочки. И только с последними лучами солнца, сопровождаемый гусыней, он смог войти в собственный дом.
Пьер был совершенно разбит. Он лег в постель и тут же заснул.
Проснувшись на следующее утро, он вспомнил, что осталось всего одно яйцо, и стал размышлять, как бы поудачнее его использовать.
В этом, последнем, яйце была вся судьба нашего героя.
И потому он уселся на скамью у двери дома и задумался.
Старая гусыня украдкой за ним наблюдала.
Вдруг Пьер вздрогнул.
— О чем задумались, мэтр Пьер? — окликнула она его.
— Думаю над тем, что пожелать… Осталось всего одно яйцо.
— Да уж… пожалуйста, не ошибитесь на этот раз! Я вижу, вы собираетесь разбить яйцо, но совершенно не представляете себе, что с вами станет… Впрочем, можете его не трогать… но в таком случае никогда не узнаете, что в нем было! Удача или нет?.. Что до меня, то, ради Бога, не спрашивайте меня ни о чем! Я не хочу влиять на ваше решение.
— И все-таки, скажите, госпожа гусыня, если и это превращение мне не понравится — смогу ли я вновь стать человеком?
— Несомненно! Но кто знает, сколько времени для этого понадобится?
Пьер махнул рукой:
— Была не была! Рискнем… До сих пор все мои пожелания заканчивались неудачей. Может, на этот раз повезет? Впрочем, мне больше любопытно, чем страшно. Если я не разобью этого яйца, то всю оставшуюся жизнь буду себя упрекать за то, что, возможно, упустил свое счастье… Вот оно! В руке!.. Пан или пропал!
Пьер размахнулся и разбил яйцо о стену.
В тот же миг он почувствовал, как тысячи перьев пронзили его кожу. Он сполз со скамьи и оказался стоящим на двух коротких лапах, а между глазами у него вырос длинный желтый клюв, позволявший смотреть только в бок.
Пьер воскликнул:
— Кем же я стал?
— Гусыней! Гусыней! — закричала его подружка, да так и покатилась со смеху.
От негодования кровь вскипела у Пьера.
— Что это значит, госпожа гусыня? Мне кажется — да простит меня Создатель! — вы смеетесь надо мной!
— Ох! — отвечала гусыня, с трудом переводя дыхание. — Вы стали не просто гусыней, а гусыней такой странной, что на вас просто невозможно смотреть без смеха. Вы как-то смешно кривитесь и у вас невероятно скрипучий голос; вдобавок вы страшно косите обоими глазами! Прошу меня извинить за смех, мэтр Пьер, но уверяю вас, что если бы вы могли себя видеть, вы бы тоже рассмеялись!
Виляя хвостом, расстроенный Пьер ушел в курятник и вышел оттуда мрачный и изнеможенный, лишь после того, как превратился в человека.