Лишь когда началась наша ночь, мы поняли, какими долгими иногда бывают ночи.
Точнее тогда, когда огонь в камине начал угасать, когда опустела бутылка можжевеловой водки, когда мы узнали, что, кроме матрасов, на которых спал хозяин, его жена и трое детей, других не имелось.
К чести хозяина замечу, что он добросовестно отстоял ночную вахту в готовности по мере сил и возможностей удовлетворить пожелания господ парижан.
Пока длился более или менее приличный ужин, веселье держалось.
Пока в бутылке оставалась влага, беседа не утихала.
Пока горел огонь в очаге, французское остроумие время от времени еще разбрасывало по сторонам свои яркие искры.
Но вот беседа угасла.
Мы стали думать, как бы устроиться со сном.
Оглядевшись, нашли подходящее место и худо-бедно как-то заснули. Слышалось лишь тиканье деревянных напольных часов, украшавших один из углов зала.
Внезапно они закачались и раздался ужасный скрежет цепи и шестеренок. Затем часовой молоток одиннадцать раз обрушился на звонок.
Все проснулись.
— Что за дьявольщина? — чертыхался полковник.
— Что это? — спросил я.
— Кажется, нас ожидает веселенькая ночка, — предположил Этцель. — Вдобавок ко всему здесь явно не жарко… Шервиль, вы самый молодой и красивый. Позовите хозяина.
— Зачем?
— Пусть подбросит пару полешков! Если нельзя постоянно пить и беспрестанно есть, то тепло поддерживать надо все время…
Я встал, подошел к двери и крикнул хозяина.
Тут, дорогой Дюма, я заметил картину, на которую прежде не обращал никакого внимания и которая оставила бы меня совершенно равнодушным, окажись я и мои товарищи в менее неуютном, чем тогда, положении.
Но когда человек погибает — то ли от неумения плавать, то ли от скуки — он хватается за все, что попадает под руку.
Я погибал от скуки и ухватился за эту картину.
Подойдя к ней, я нахально потребовал свечу и поднес ее к сему произведению.
Это был рисунок гуашью на доске — из тех, что делают в Спа. Он был вставлен в рамку, некогда золоченую, но за долгие годы почерневшую от пыли и копоти.
На нем был изображен святой Губерт в окружении облаков.
Святого можно было узнать по традиционному рогу и по стоявшему пред ним на коленях оленю с крестом, излучавшим свет.
Святой занимал верхний правый угол.
Олень — нижний левый.
Все остальное пространство отводилось пейзажу.
На фоне этого пейзажа был изображен человек, одетый в зеленую куртку, бархатные гольфы и большие охотничьи гетры. Он бежал, а за ним скакало животное, которого можно было с одинаковым успехом принять за небольшого осла и за очень большого зайца.
— Господа, — сказал я, сняв картину и положив ее на стол, — конечно, разгадывание ребусов не самое интересное занятие, но когда умираешь от безделья — лучше разгадывать ребусы, чем злословить по поводу ближнего своего.
— Не нахожу, — заметил Этцель.
— Что ж, займитесь поношением ближнего и постарайтесь преуспеть!.. А мы с полковником займемся ребусом.
— Я пас. Разгадывайте сами.
— Итак, судари мои, что мы имеем? Мы имеем осла или зайца, 3 ноября 178… года гнавшегося за охотником.
— О! — воскликнул появившийся хозяин. — Эта картина изображает моего деда!
— Как? — спросил Этцель. — Вы являетесь внуком святого Губерта?
— Нет… Я внук Жерома Палана…
— А это кто?
— Это тот, кто со всех ног удирает от зайца.
— До сих пор, любезный, нам доводилось наблюдать только зайцев, убегавших от охотников. Теперь же мы видим охотника, улепетывающего от зайца… Это просто потрясающе!
— Вам это кажется потрясающим потому, что вы человек покладистый. Я же хочу знать причину этого странного явления.
— Черт возьми! Если на этом рисунке изображен дед хозяина, то пусть сам хозяин и расскажет, почему такое случилось с его пращуром!
— Пусть расскажет.
— Итак, любезный, подбросьте полешко в камин и поведайте нам, что в самом деле произошло с вашим замечательным дедушкой.
— Сначала я принесу дров.
— Разумно.
— Потому как история эта длинная.
— И… интересная?
— Ужасная, господа!
— Это как раз то, что нам нужно! Давайте скорее ваши дрова и эту жуткую историю!
— Минутку, господа! — сказал трактирщик и через несколько секунд возвратился с охапкой дров, шестую часть которой отправил в камин, а остальное сложил стопкой в углу.
— Как я понял, господа, вы настаиваете на том, чтобы я рассказал историю, послужившую темой для нашей фамильной картины.