— А много ли на земле радостей?
— Да, но они преходящи, а радости, дарованные Всевышним, вечны.
И Магдалина преклонила колена перед стопами Господа.
Душа продолжала ждать; она слышала, как Господь сказал Магдалине: "Тебе многое будет отпущено, потому что ты много любила". И душа задавала себе вопрос, что это за любовь, о которой ничего не известно на Небе, которая погубила Еву и которая спасла Магдалину.
И ей все более не терпелось открыть тайны этого мира, куда Бог изгнал столько душ, этого далекого и неведомого мира, где за несколько лет страстей жертвовали вечным блаженством. Причиной такого нетерпения было не желание, от которого она была защищена своей природой, причиной его была надежда. Возможно, душа хотела, подобно другим, обрести свое мученичество для того, чтобы возвратиться к Богу увенчанной двойным венцом; возможно, в конце концов, что она обладала менее божественной сущностью, чем ее сестры, и ощутила на себе гнев, которым дохнул на них падший ангел в то мгновение, когда он покидал рай. Во всяком случае, среди бескрайнего блаженства она никогда не ожидала ничего иного, кроме этой преходящей радости.
И всякий раз, встречая своего ангела, она задавала ему один и тот же вопрос, на который он давал один и тот же ответ.
Новости, приходившие с земли, не были, однако, слишком вдохновляющими для дочери Неба. Вслед за Христом прибывали апостолы, и если возносились на Небо они с чистой душой, то тела их были сильно обезображенными. Казалось, что люди не желали следовать по пути, начертанному божественной рукой. Девственницы, возвращавшиеся на Небо, благодарили Бога за то, что он избавил их от их земной оболочки, и, когда они говорили о земле, в их словах не было сожалений.
Душа все еще ждала.
Проходили века.
Наконец, закон Всевышнего вновь возобладал. Свет, вспыхнувший вначале, был слишком ярок, поэтому вместо того чтобы освещать, он ослеплял; это был чудесный миг для того, чтобы появиться на земле. Там не было больше жестоких императоров; там не было больше мучеников-апостолов; все, казалось, шло по воле Предвечного, и для одинокой души, которая способна была бы довольствоваться грустью и любовью, земля могла бы дать много радостей; по крайней мере так говорили некоторые души, чьей первой заботой по их прибытии на Небо было отыскать тех, кого они потеряли на земле, и продлить под взором Господа любовь, начавшуюся среди людей.
"Именно на земле находят эту любовь, — говорила себе душа. — Когда же, наконец, наступит мое рождение?"
— Жди и молись, — повторял ангел.
Такое приводило в уныние, тем более что небо вдруг озарилось чудесной звездой, которую называли кометой, еще неизвестной людям, и которая, как опасалась душа, могла оказаться новым орудием правосудия, созданным Богом для разрушения мира, поскольку он говорил, что мир погибнет в огне.
Душа поняла, что надо спешить. Она отыскала своего ангела и спросила его:
— Скоро Бог разрешит мое рождение?
— Скоро, — ответил ангел.
— И когда?
— Через столетие, а может быть, и через полтора столетия.
Где же еще возможно терпение, если не на Небе? Душа ждала.
Мир бесспорно становился счастливым и, казалось, возвращался к золотому веку. Христос использовал земную любовь, чтобы приводить людей к вере. Он вдохнул откровение в этот первый грех первой женщины, благодаря чему можно было провести несколько месяцев на земле и не опорочить себя.
Однако душа сознавала, что эта надежда на мир, отличный от мира Господа, уже есть грех и что она появилась бы там пораженной первородным грехом, который был бы еще более тяжелым оттого, что она совершила его, находясь в обстановке вечной невинности. Вот почему, когда она молилась за других, она молилась немного и за себя.
Время шло быстро, поскольку в глазах Господа и перед лицом вечности каждое столетие пролетало так же быстро, как падает песчинка в песочных часах.
Душа с радостью предвкушала наступление столь ожидаемого мгновения. Чем ближе оно становилось, чем с большим усердием она расспрашивала тех, кто вернулся из нашего мира, тем сильнее она жаждала этой земной любви и даже тех страданий, какие нарушили бы однообразие блаженства.
Поэтому, когда ночь опускалась на землю, она прогуливалась по самым укромным небесным путям, пытаясь приподнять уголок усыпанного алмазами покрова, который Бог каждый вечер расстилал на небосводе. Она мечтательно блуждала по Млечному пути, говоря себе: "Какое наказание готовит мне Бог за грех, который я совершаю подле него, коль скоро я не должна иметь иного желания, кроме как созерцать его, иного счастья, чем молитва, иной радости, чем вечность?"
Время от времени ангел проходил рядом с ней и говорил ей: "Терпение!"
Душа ждала.
Однажды вечером, когда она, по своему обыкновению, предавалась мечтам, наблюдая за движением одной из звезд, ангел приблизился к ней.
— Твоя мать родилась сегодня, — сказал он ей.
— Моя мать! — воскликнула душа.
— Да.
— Тогда мне осталось ждать не больше восемнадцати лет, ибо я надеюсь, что моя мать выйдет замуж молодой.
— Жди и молись в ожидании.
Душа торжествовала. Она отказалась от своего одиночества, она забыла о движении звезды и поспешила смешаться с другими душами, сообщая всем подряд о рождении своей матери.
Теперь, когда она обрела уверенность в своем рождении, ее стало беспокоить еще одно обстоятельство: ей хотелось знать, кем она родится — мужчиной или женщиной. Но, что касается этого, таинственные завесы будущего были непроницаемы — оставалось только ждать.
Каждый день она спрашивала ангела:
— Как там моя мать?
— У нее только что прорезался первый зуб.
— Какое счастье! — радовалась душа.
И на следующий день она возобновляла свои расспросы.
Тем не менее день за днем она все больше погружалась в свой грех: еще до своего рождения ей уже было что искупать.
Однажды утром ангел появился перед ней и сказал:
— Твоя мать сегодня вышла замуж.
— Моя мать вышла замуж!
— Час тому назад.
— И мне больше нечего ждать?
— Только девять месяцев, — сказал ангел.
Душа поделилась с подругами вестью о замужестве своей матери, как прежде она уже поделилась вестью о рождении матери и о ее первом зубе. Она получила поздравления от всего Неба. Молва утверждает даже, что она принимала поручения от тех, кто забыл или оставил что-либо на земле.
К тому же, поскольку один грех не может не повлечь за собой другой, она преисполнилась невыносимой гордыни: к ней уже невозможно было приблизиться, и, с тех пор как она узнала, что должна отправиться на землю, это так вскружило ей голову, что она приобрела много врагов и вконец рассорилась с двумя пророками и пятью мученицами.
Какое наказание мог уготовить Бог этой душе, повергавшей в такое смущение вечную безмятежность небесного свода?
Чем ближе душа приближалась к мгновению, ожидаемому ею уже шесть тысяч лет, тем больше ей хотелось узнать что-нибудь о мире, в котором ей предстояло жить; но по мере того как близился час ее рождения, ее непонимание этой жизни словно возрастало, так что она не догадывалась о том, что ждало ее впереди.
Тем временем она встретила своего ангела.
— Ну как? — спросила она.
— О! Твоя мать беременна.
— Мной?
— Тобой.
Душа издала восклицание, которое на земле сочли бы грехом, а на Небе было преступлением.
Никто и никогда не видел души более озабоченной и более раздираемой желанием телесной жизни; вот почему души, не знавшие иной любви, кроме как к Богу, не стали препятствовать ее земной любви и начали молиться за нее.
Ее радость возрастала по мере того, как шло время. И однажды, когда она была особенно счастлива, подсчитав, что ей оставалось ждать лишь несколько дней, к ней приблизился ангел.
— Ну как? — спросила душа.
— Увы! — ответил ангел. — Твоя мать умерла при родах.
— А я? — воскликнула эгоистичная душа.
— Ты? Ты умерла на пути в мир.
Наказание последовало сразу же за грехом.