Главному казначею пришлось тотчас же выдать для королевской кухни гигантский позолоченный котел и огромные серебряные кастрюли, предназначенные для приготовления в них кровяных колбас и сосисок. Невероятных размеров печь растопили дровами сандалового дерева. Королева повязала свой белый камчатовый передник, и вскоре из котла потянуло нежным ароматом. Этот восхитительный запах тотчас же распространился по коридорам дворца, быстро проник во все его комнаты и в конце концов достиг тронного зала, где заседал королевский совет. Король был тонким знатоком вкусной еды, так что этот аромат доставил ему необычайное наслаждение. Однако, поскольку это был степенный государь, славившийся своим умением владеть собой, он какое-то время сопротивлялся притягательной силе, которая влекла его на кухню; но в конце концов, сколь ни властен он был над своими страстями, ему пришлось уступить охватившему его неизъяснимому восторгу.
— Господа! — воскликнул он, поднимаясь. — С вашего позволения, я через минуту вернусь; подождите меня!
И через все комнаты и коридоры он помчался на кухню, сжал в своих объятиях королеву, золотым скипетром помешал в гигантском котле, попробовал на язык его содержимое и, немного успокоившись, вернулся на заседание совета, где, хотя и несколько рассеянно, вновь занялся обсуждавшимся на нем вопросом.
Он покинул кухню как раз в тот ответственный момент, когда разрезанное на ломтики сало нужно было поджарить на серебряных жаровнях; королева, ободренная похвалами супруга, лично занялась этим, и, когда первые капли жира, шипя, упали на раскаленные угли, послышался тоненький дрожащий голосок:
Сестра моя, дай мне хотя б кусочек сала!
Я тоже царствую, сомнений в этом нет.
Жаркого вкусного давно я не едала,
Лишь ломтик колбасы прошу я на обед.
Королева тотчас же узнала этот голос: он принадлежал госпоже Мышильде.
Госпожа Мышильда долгие годы жила в королевском дворце. Она утверждала, что состоит в родстве с королевской семьей и что сама она — королева мышиного королевства; вот почему она держала под кухонным очагом весьма многочисленный двор.
Королева, женщина добрая и кроткая, хотя и отказываясь вслух признавать госпожу Мышильду коронованной особой и своей сестрой, тайком оказывала ей множество знаков уважения и была с ней чрезвычайно любезна, так что король нередко упрекал ее за подобное унижение королевского достоинства; понятно, что в столь торжественных обстоятельствах королева не захотела отказывать своей подруге в ее просьбе и сказала ей:
— Подойдите сюда, госпожа Мышильда, подойдите смелее и отведайте — я вам разрешаю — этого сала, сколько вам захочется!
Госпожа Мышильда тут же появилась на кухне, веселая и юркая, и, вспрыгнув на плиту, принялась ловко хватать своими маленькими лапками один за другим те кусочки сала, какие ей протягивала королева.
Но тут вдруг, привлеченные радостными попискиваниями, которые издавала мышиная королева, а более всего — соблазнительным запахом, исходившим от жареного сала, на кухню явились — такие же юркие и прыткие — сначала семь сыновей госпожи Мышильды, затем ее родственники, затем свойственники, страшные негодяи и ужасные обжоры; они так набросились на сало, что королева при всем своем хлебосольстве вынуждена была заявить им: если они будут продолжать в том же духе, то для кровяных колбас сала совсем не останется. Однако сколь ни справедливо было это замечание, семь сыновей госпожи Мышильды не обратили на него никакого внимания и, несмотря на увещевания своей матери и своей королевы, подавая дурной пример своим родственникам и свойственникам, так набросились на сало своей тетушки, что оно могло вот-вот совсем исчезнуть, но тут на крики королевы, неспособной более справляться с назойливыми гостями, прибежала обер-гофмейстерина, которая позвала главного повара, тот позвал начальника поварят; вмиг появились поварята, вооруженные вениками, опахалами и метлами и быстро заставили весь мышиный народец убраться обратно под печь. Но победа, хотя и была полной, оказалась запоздалой: у королевы осталась едва ли четверть сала, необходимого для изготовления сосисок, а также ливерных и кровяных колбас; то, что уцелело, было в соответствии с указаниями королевского математика, срочно призванного по этому случаю, по всем правилам науки распределено между большим котлом для кровяных колбас и двумя большими кастрюлями для ливерных колбас и сосисок.
Спустя полчаса после всех этих событий загрохотали пушечные выстрелы, зазвучали трубы и горны, и во дворец явились все гостившие в столице самодержцы, кронпринцы, наследные герцоги и искатели тронов, облаченные в самые великолепные свои наряды; некоторые из них приехали в хрустальных каретах, другие — верхом на парадных лошадях. Король встречал их на дворцовом крыльце и приветствовал с изысканной любезностью и сердечной приветливостью; затем, проводив гостей в пиршественный зал, он с короной на голове и со скипетром в руках сел во главе стола в соответствии со своим положением верховного властителя, а других монархов пригласил занять места в зависимости от положения того или другого гостя среди коронованных особ, кронпринцев, наследных герцогов и искателей тронов.
Стол был заставлен роскошными яствами, и все шло хорошо, пока ели суп и следующее за ним блюдо. Но когда подали ливерные колбасы, государь явно пришел в волнение; когда подали сосиски, он заметно побледнел, а когда, наконец, подали кровяные колбасы, он поднял глаза к небу и из груди у него вырвался такой тяжкий вздох, словно страшное горе разрывало его душу; под конец он откинулся на спинку кресла, закрыл лицо руками и, исполненный отчаяния, зарыдал до того жалобно, что все повскакали со своих мест и окружили его, выражая живейшее беспокойство. Приступ и в самом деле казался тяжелейшим — придворный медик тщетно искал пульс несчастного монарха, раздавленного, по-видимому, под бременем самого глубокого, самого чудовищного и самого неслыханного на свете горя. И только после того как были пущены в ход сильнейшие средства — такие, как жженые перья, английская соль и некоторые другие, — он наконец-то немного пришел в себя, приоткрыл потухшие глаза и прошептал таким слабым голосом, что его едва можно было расслышать:
— Слишком мало сала!..
При этих словах королева в свою очередь побледнела. Она кинулась на колени и прерывающимся от рыданий голосом вскричала:
— О мой бедный, несчастный царственный супруг! Какое же горе я вам причинила, не послушавшись тех предостережений, что вы так часто мне делали! Однако вы видите виновницу у ваших ног и можете покарать ее так жестоко, как только пожелаете!
— Что это значит? — спросил король. — И что такое здесь происходит, о чем мне не говорят?
— Увы! Увы! — отвечала королева, с которой муж никогда еще не говорил так сурово. — Увы! Это госпожа Мышильда со своими семью сыновьями, своими племянниками, кузенами и свойственниками съела все сало!
Но королева не могла больше говорить, силы ей изменили, она упала, потеряв сознание.
Тогда король поднялся и, взбешенный, завопил ужасным голосом:
— Госпожа обер-гофмейстерина, что это значит?
И тогда госпожа обер-гофмейстерина рассказала все, что ей было известно, а именно, как, услышав крик королевы, она прибежала на кухню и увидела ее величество борющейся со всем семейством госпожи Мышильды и как она тогда в свою очередь позвала повара, с помощью поварят сумевшего заставить всех грабителей убраться обратно под печь.