Заяц вскачь мчался по прямой.
Он неизменно оставался на сотню шагов впереди собак, которые, обнюхивая его теплые следы, лаяли все громче и неслись вперед все быстрее, не будучи, однако, в силах хоть сколько-нибудь сократить расстояние, отделявшее их от зверя.
Что касается деда, то он по-прежнему бежал позади собак, так же как собаки бежали позади зайца, и науськивал их, без конца повторяя:
"Ату его! Ату!"
В этом безумном беге ягдташ мешал охотнику, и он бросил его.
Какой-то веткой сорвало с его головы шапку.
Он не стал поднимать ее, чтобы не терять время.
К счастью, заяц описал огромный круг, словно хотел вернуться к исходному пункту погони.
Одну за другой он пересек земли Спримона, Тильфа, Френё и Сени.
К полудню он возвратился к Эваю.
Дед, несколько отставший в этом пятичасовом беге, находился еще на горе, когда собаки, вырвавшись в долину, добежали до берега Урта.
Он подумал, что заяц ни за что не осмелится перебраться через реку, в то время весьма полноводную из-за дождей, что сам он пойдет по его следу и, наконец, окажется от него на расстоянии выстрела.
При виде того, как зверь словно насмехался над гончими, дед после пяти часов охоты полностью оставил надежду, что собакам удастся затравить зайца.
Поэтому он, рассчитывая, что заяц повернет обратно, расположился посреди склона, на краю леса, не выпуская зверя из вида и готовый сменить свою позицию применительно к поведению, которое тот изберет; заяц же, со своей стороны, в ожидании собак сел на берегу реки на куче тростника, спокойно объедая его концы.
Собаки неотвратимо приближались к нему.
Казалось, заяц не обращает на них никакого внимания.
Вскоре псы оказались от него всего в десяти шагах.
Сердце охотника забилось так сильно, что он уже едва мог дышать.
Расстояние, отделявшее собак от зверя, сокращалось все больше.
Рамоно, бежавший впереди, рванулся, горя желанием растерзать зайца.
Но тот бросился в поток, в его грозные пенные волны.
Так что пасть Рамоно схватила только воздух.
"Ну, сейчас он утонет! — вскричал дед. — Браво, браво!"
И он побежал по склону горы с такой скоростью, что ему стоило неимоверных усилий остановить свой бешеный бег и не сорваться в воды Урта.
На бегу охотник повторял:
"Сейчас он утонет! Сейчас он утонет! Сейчас он утонет!"
Но заяц ловко пересек течение наискось и беспрепятственно выбрался на противоположный берег.
Увидев его на траве живым и невредимым, собаки, которые по примеру хозяина остановились на берегу и подобно ему, казалось, ожидали гибели зайца, увидев, что, вопреки всякой вероятности, этого не произошло, тоже бросились в реку.
Но им повезло куда меньше, чем их врагу.
Разгоряченный Рамоно не смог справиться с быстрым течением.
Бедное животное изнемогло, сопротивляясь его силе: пес не доплыл и до середины реки, как силы стали его покидать.
Он исчез из вида, затем вновь появился на поверхности реки, но его лапы лишь слабо колотили по воде, которую ему нужно было преодолеть.
Несмотря на все свои усилия, он снова погрузился в воду.
Тогда дед спустился, а вернее, скатился по береговому склону к реке и сам бросился в воду, чтобы помочь своей собаке.
В это мгновение Рамоно вынырнул в третий раз.
Дед позвал его.
Несчастный пес повернул к нему свою умную морду и громко заскулил.
К этому времени ему удалось проплыть почти две трети расстояния до противоположного берега.
Но на призыв своего хозяина он повернул назад.
Это стало для собаки роковым.
Она поплыла поперек волны.
Одолеваемый течением, Рамоно несколько раз повернулся на месте, еще раз жалобно взвизгнул, в последнем мучительном усилии взглянул на хозяина, а затем его понесло течение.
Дед вошел по колени в поток.
Затем он погрузился по горло.
Доплыв до собаки, он схватил ее и выволок на траву.
Там он тщетно пытался ее отогреть, вернуть хоть какую-то гибкость ее окоченевшим и похолодевшим лапам.
Бедный Рамоно издал предсмертный стон.
Жизнь ушла из него.
В ту минуту, когда охотник в отчаянии пытался воскресить своего пса, его слуха достиг собачий лай с противоположного берега.
Дед поднял глаза.
Тут он увидел на другой стороне реки огромного зайца, который, сделав крюк, вернулся на прежнее место, словно находил какое-то жестокое наслаждение, присутствуя при смерти одного из тех, кто его преследовал.
Спирону, более удачливому, чем Рамоно, удалось переплыть Урт, и он продолжил гнать проклятого зверя.
Дед бросил прощальный взгляд на своего несчастного и верного товарища.
Затем он с еще большим ожесточением стал снова преследовать зайца.
Это преследование продолжалось до вечера.
Само собой разумеется, оно было тщетным.
Когда начало смеркаться, Спирон, лай которого уже больше часа становился все реже и слабее, лег на землю, отказываясь идти, а вернее, будучи больше не в силах сделать и шага.
Хозяин взвалил его на плечи и осмотрел местность, чтобы найти дорогу к своему дому.
X
В это время дед находился в стороне Френё, в восьми или девяти льё от Тё.
К концу охоты он, похоже, принял какое-то важное решение и удалился от дома больше, чем когда-либо делал это прежде.
Но дед был настолько взволнован, что, хотя ему и пришлось бежать целый день и, по всей вероятности, преодолеть двадцать или двадцать пять льё, он совсем не чувствовал усталости.
Если же он и испытывал утомление, то превозмог его и бодро зашагал по дороге, возвращаясь в Тё.
Перед ним простирался мрачный, пересеченный лишь тропинками лес долины Сен-Ламбер.
Он без колебаний вошел в чащу.
Не прошло и пяти минут и дед не успел сделать и пятисот шагов, как он услышал за спиной шорох сухих листьев.
Он обернулся посмотреть, кто это идет за ним.
За ним следовал огромный заяц.
Дед ускорил шаг.
Заяц приноровился к его шагу.
Дед остановился.
Заяц тоже остановился.
Дед положил Спирона на землю, указал ему на зайца и стал натравливать пса на зверя.
Но несчастный Спирон удовольствовался тем, что вдохнул доносившиеся до него запахи, а затем, постанывая, лег и свернулся калачиком, чтобы уснуть.
Тогда охотник решил прибегнуть к помощи ружья.
На этот раз оно было заряжено, и заряжено как следует.
Он взвел курки обоих стволов, положив палец на спусковой крючок, чтобы собачки не щелкнули при взводе, и вскинул ружье.
Но, когда он прижал приклад к плечу, ему не удалось взять зайца на мушку.
Огромный заяц исчез.
Почти обезумев от ужаса и отчаяния, дед поднял Спирона, уже уснувшего и время от времени полаивавшего, наверное преследуя во сне огромного зайца, снова взвалил пса на плечи и нетвердой походкой продолжил путь, не осмеливаясь ни оглядеться вокруг, ни обернуться назад.
Когда он добрался домой, было три часа ночи.
Бабушка, измученная тревогой, ожидала возвращения мужа и намеревалась слегка его побранить.
Но, увидев, в каком состоянии он пришел, она не стала его бранить вовсе: она его пожалела.
Затем, когда он снял с плеч Спирона, бабушка взяла у него ружье.
Напомним, что он остался и без шляпы, и без ягдташа.
Ягдташ он бросил сам, а шляпу сорвало веткой.
Бабушка велела ему немедленно лечь в постель.
Затем она заставила его выпить большую чашу хорошего вина, подогретого с пряностями, и села на край кровати.
Она взяла обе руки мужа в свои ладони и, не говоря ни слова, стала тихо плакать.
Деда растрогали заботы и слезы доброй женщины.
Затем, размышляя об этом, он подумал, что, наполовину посвятив жену в свою тайну, он тем самым наполовину облегчит свои терзания.
Жером был уверен в ее любви и способности хранить тайну.
Он признался жене во всем.
О, моя бабушка Палан была женщина очень достойная!