Если вы непременно захотите узнать (ведь в вашем возрасте все так любопытны!), кем написана эта сказка, мы скажем вам, что ее автор — некто Арамис, любезный и элегантный аббат, который прежде был мушкетером.
Если вы захотите познакомиться с историей Арамиса, мы скажем вам, что вы еще слишком маленькие, чтобы читать ее.
Если, наконец, вы спросите нас, для кого Арамис написал эту сказку, мы ответим вам: для детей госпожи де Лонгвиль — красивых маленьких принцев, потомков знаменитого Дюнуа, о ком вы, возможно, слышали, и написал он ее во времена одной великой смуты (да избавит нас Бог от подобного!), которую называют Фрондой.
Ну а теперь, дорогие дети, пусть Арамис развлечет вас написанной им сказкой, так же как он развлекал ваших отцов и матерей своими похождениями, когда вместе с тремя своими верными друзьями — Атосом, Портосом и дАртаньяном — вступал в заговоры, влюблялся и сражался.
Алекс. Дюма.
I
УЖИН В ДОМЕ ДРОВОСЕКА
Жили-были, мои дорогие дети, в одном из уголков Богемии старый дровосек и его жена. Обитали они в жалкой хижине, в самой чаще леса.
Все их богатство состояло лишь в том, что Господь Бог дает беднякам: в любви к труду и в паре крепких рук, чтобы трудиться.
Каждый день с рассвета до заката далеко по лесу разносились удары топора и вторившие им веселые песни: это работал старик-дровосек.
С наступлением темноты он взваливал на спину нарубленные за день дрова и возвращался домой, где у яркого искрящегося огня его ждала добрая хозяйка, которая улыбалась ему сквозь пар, исходящий от котелка с ужином, и сердце старика наполнялось радостью.
Так жили они уже многие годы, но вот однажды вечером дровосек не вернулся домой в обычный час.
Было это в декабре; земля и лес покрылись снегом, и северный ветер, срывая его с деревьев, уносил с собой длинные белые полосы, которые поблескивали, исчезая в темноте. Можно было подумать, дети мои, что это, как бывает в ваших любимых сказках, огромные белые призраки несутся по воздуху на свое полночное свидание.
Старая Маргарита (так звали жену дровосека), как вы прекрасно понимаете, была сильно встревожена.
Она без конца выходила на порог хижины, вслушиваясь в шум леса и вглядываясь в темноту; но она не слышала ничего, кроме ветра, бушевавшего среди деревьев, и не видела ничего, кроме белого снега, засыпавшего все тропинки.
И тогда она возвращалась к очагу и падала на скамью, а на сердце у нее было так тяжело, что из глаз ее лились слезы.
При виде ее печали все сделалось печальным в хижине дровосека; огонь, обычно так весело искрившийся в очаге, мало-помалу угасал под золой, а старый чугунный котелок, еще недавно грохотавший, теперь лишь всхлипывал, еле-еле кипя.
Так прошло два долгих часа, и вдруг в нескольких шагах от хижины послышался припев веселой песни. Маргарита встрепенулась, ибо именно так всегда давал знать о своем возвращении домой ее муж, бросилась к двери и подоспела вовремя, чтобы упасть прямо в его объятия.
— Добрый вечер, моя славная Маргарита, добрый вечер, — промолвил дровосек. — Я немного припозднился, но ты будешь очень довольна, когда увидишь мою находку.
С этими словами он на глазах у застывшей в изумлении жены поставил перед ней на стол красивую ивовую колыбельку, в которой лежал маленький ребенок — такой миленький и такой крошечный, что на душе становилось хорошо от одного взгляда на него.
Малыш был одет в длинную белую рубашонку, свисавшие рукава которой напоминали сложенные крылья голубки. Короткие штанишки из той же белой ткани, что и рубашонка, оставляли открытыми прелестные маленькие ножки, обутые в башмачки с бантами и с красными каблучками. Его шейку обвивал круглый присборенный воротник из тончайшего батиста, а на головке у него была хорошенькая шапочка из белого фетра, очень мило надвинутая на ушко.
Дровосек в жизни не видел такого очаровательного малыша, а старую Маргариту больше всего поразил цвет его лица: такой белый, будто крошечная головка ребенка была изваяна из алебастра.
— Клянусь святым Януарием! — воскликнула добрая женщина, всплеснув руками. — До чего же он бледный!
— В этом нет ничего удивительного, — произнес дровосек. — Он, наверное, больше недели пролежал под снегом до того, как я его нашел.
— Пресвятая Дева! Неделю под снегом! А ты мне об этом сразу не сказал! Бедный малыш совсем замерз!
И, не говоря больше ни слова, старушка схватила колыбельку, поставила ее рядом с очагом и подбросила в огонь целую вязанку хвороста.
Котелок, будто только этого и ждавший, начал вдруг кипеть и пениться с таким шумом, что ребенок, привлеченный запахом пищи, внезапно проснулся: он приподнялся, несколько раз втянул в себя воздух, живо облизнул губы острым язычком, а затем, к великому удивлению старика и старухи, которые не могли поверить собственным глазам, с радостным криком выпрыгнул из колыбели.
Он сразу догадался, дорогие мои дети, что у наших бедняков готовится ужин!
Подлететь к котелку, запустить в него до самого дна большую деревянную ложку, вытащить ее и поднести, полную кипящей похлебки, ко рту — оказалось для него делом одной секунды. Но не тут-то было! Едва он дотронулся губами до ложки, как сразу же бросил ее на пол и запрыгал по комнате, гримасничая так забавно и в то же время так жалобно, что дровосек и его жена пришли в сильное замешательство, не зная, что им следует делать — то ли смеяться, то ли плакать.
Наш лакомка ужасно обжегся.
Одно лишь успокаивало добрых стариков: было ясно, что малыш определенно не замерз, хотя и оставался белым как снег.
Пока он носился так по комнате, старая Маргарита сделала все приготовления к ужину; котелок был поставлен на стол, и дровосек, закатав рукава, уже собрался отведать его содержимое, как вдруг наш шалун, до тех пор уголком глаза внимательно следивший за всеми движениями старика, решительно взобрался на стол, уселся на скатерть, обхватил котелок своими маленькими ножками и принялся за дело так жадно, с таким радостным выражением лица, что на этот раз, совершенно успокоившись на его счет, дровосек и его жена не смогли удержаться от смеха.
Они принялись хохотать, но хохот их был настолько безумный, что, не схватившись за бока, — а именно так, дорогие дети, следует из предосторожности поступать в подобных случаях, — они упали навзничь и стали кататься по всему полу.
Когда через четверть часа они поднялись, котелок был пуст, а малыш спал ангельским сном в своей колыбельке.
— Как он мил! — сказала добрая Маргарита, все еще смеясь.
— Но он съел всю нашу похлебку! — возразил дровосек, уже переставший веселиться.
И добрые старики, ничего не евшие с самого утра, отправились спать.
II
ЧТО МОЖЕТ ПРОИЗОЙТИ, ЕСЛИ НАЙТИ В ЛЕСУ МАЛЕНЬКОГО РЕБЕНКА
На следующий день старая Маргарита встала задолго до рассвета, чтобы отправиться в соседнюю деревушку и рассказать тамошним кумушкам о малыше, которого принес из леса ее муж.
Услышав эту чудесную историю, женщины развели руками от удивления и заохали, одна громче другой.
Минуту спустя все языки принялись за дело, и солнце еще не успело подняться над горизонтом, а эта новость уже распространилась на десять льё кругом.
Однако, как это обычно случается, новость, распространяясь, обрастала невероятными подробностями: речь уже не шла, как в самом начале, о маленьком ребенке, который съел ужин подобравших его бедных людей, теперь говорили о гигантском белом медведе, ворвавшемся в хижину дровосека и безжалостно растерзавшем его самого и его жену.
Дальше — больше, и в городе, который был столицей королевства, новость сделалась еще более устрашающей: белый медведь, сожравший двух стариков, преобразился здесь в чудовище ростом с гору, проглотивший за один раз целых двадцать семей дровосеков вместе с их топорами.
В итоге славные жители города остерегались даже выглянуть в окно, чтобы, как это было у них в обыкновении, подышать утренним воздухом; они заперлись в своих домах и, свернувшись клубочком в своих постелях и засунув голову под одеяло, не осмеливались ни вздохнуть, ни шевельнуться — настолько велик был их страх.
И причиной такого великого ужаса стало всего лишь появление маленького ребенка; это доказывает вам, дорогие мои дети, что всегда нужно поосновательнее разобраться в происходящем, прежде чем поддаваться испугу.
А в этот самый день король Богемии должен был проехать с огромной торжественностью по столице, чтобы, следуя старинному обычаю, присутствовать на открытии очередного заседания парламента; это означало всего-навсего, дорогие мои дети, что его величество собирался произнести превосходное поздравление своему народу, чтобы потом получить от него побольше денег в подарок.
Случай был сложный; прежде всего следовало принять закон об уплате новых налогов, один нелепее другого, но, невзирая на их нелепость, способных принести в королевскую казну немало миллионов.
Кроме того, необходимо было вытребовать несколько небольших денежных пособий: одно — для единственной дочери короля, которой исполнилось в ту пору пятнадцать лет; другие — для принцев и принцесс, которые еще не родились, но которых король и королева все еще надеялись рано или поздно сотворить и произвести на свет.
В течение месяца, утром и вечером, король запирался в своем кабинете и, устремив взгляд в пол, предпринимал неслыханные усилия, чтобы выучить наизусть замечательную речь, написанную для него по этому поводу главным министром сеньором Альберти Ренардино, но не сумел запомнить ни строчки.
— Что делать? — воскликнул король однажды вечером, в изнеможении опускаясь на трон и задыхаясь от предпринятых им бесплодных усилий.
— Нет ничего проще, государь, — ответил вошедший в это время в кабинет сеньор Ренардино. — Смотрите!
И одним росчерком пера он сократил речь наполовину, но зато удвоил при этом размеры налогов и пособий.
И вот теперь король, сопровождаемый многочисленной свитой, выехал верхом на муле из своего дворца и медленным шагом двинулся к тому месту, где в его присутствии должно было открыться заседание парламента.
Справа от него находилась королева, вытянувшаяся во весь рост на подушках паланкина, который несли тридцать два черных раба — самые сильные, каких только можно было отыскать.
Слева, верхом на буланом коне, ехала Цветок Миндаля — наследница престола, самая прекрасная из всех принцесс на свете.
Во втором ряду торжественного шествия двигался высокий человек, облаченный в богатый восточный наряд и отличавшийся в то же время невероятным уродством: он был горбатый, кривоногий и с такими ярко-рыжими волосами, бровями и бородой, что на него невозможно было смотреть не щурясь. Это был принц Азор, великий задира, всегда находившийся в состоянии войны со своими соседями; накануне, исходя из государственных интересов, король Богемии обручил его с принцессой Цветок Миндаля. Этот гнусный человек пожелал присутствовать на торжественной церемонии, чтобы, используя ужас, который он вызывал у всех своим видом, добиться нужного голосования по поводу предоставления денежного пособия принцессе.
Сбоку от него шел сеньор Ренардино, исподтишка усмехаясь при мысли об огромных налогах, которыми по его милости будет отягощен добрый народ Богемии.
Шествие не продвинулось вперед и на сто шагов, когда на лицах всех его участников выразилось крайнее удивление: все лавки были закрыты, а улицы совершенно безлюдны.
Удивление усилилось, когда герольд объявил королю, что зал парламента пуст.
— Клянусь моим горбом! Что бы это значило? — вскричал принц Азор, увидев, как от этой новости засияло радостью прекрасное лицо принцессы Цветок Миндаля. — Уж не хотят ли меня, часом, разыграть?
— Действительно, что это означает, сеньор Ренардино? — спросил король. — И почему мой народ не выстроился вдоль моего пути и не кричит, как обычно, "Да здравствует король!"?
Главный министр, еще не слышавший последней городской новости, не знал, что ответить королю, как вдруг принц Азор, багровый от гнева, отвесил ему пощечину.
Тут злодей заметил, что Цветок Миндаля во второй раз улыбнулась под своей вуалью, и окончательно решил, что его разыгрывают.
— Король Богемии! — завопил он, заскрежетав зубами. — Эта шуточка дорого вам будет стоить!
И, пришпорив своего скакуна, он галопом умчался.
Услышав эти слова, заключавшие в себе угрозу скорой войны, все страшно побледнели, и только щека сеньора Ренардино оставалась ярко-красной.
Тотчас же наступило всеобщее смятение. Король и его свита бросились во дворец, на бегу призывая к оружию, а тридцать два черных раба, чтобы бежать побыстрее, оставили паланкин с королевой прямо посреди городской площади.
К счастью, ее величество, полагая, что она уже находится на заседании парламента, спала глубоким сном.
Итак, изложим вкратце суть происшедших событий.
Обширное королевство в смятении, свадьба расстроена, война объявлена, а великая королева оставлена на мостовой — и все это только по той причине, что бедный дровосек накануне нашел в чаще леса маленького ребенка.
Вот от чего зависят, дорогие мои дети, участь королей и судьбы империй!
III