Пьеро творил чудеса, и король с королевой несколько раз, не в силах сдержаться, снимали с себя короны и клали их на кресла, чтобы легче было аплодировать юному стольнику.
Но еще большие чудеса начались, когда Пьеро пошел танцевать с принцессой Цветок Миндаля. Надо было видеть, дорогие мои дети, как были заняты в этом танце его руки, ноги, вся его душа! Надо было видеть, как он одним прыжком перелетел через огромный бальный зал, а затем вернулся на прежнее место короткими перебежками, подскакивая, словно птица. Надо было видеть пируэты, какие он выделывал, и как он вихрем кружился вокруг своей оси: движения его были такими быстрыми, что все его тело мало-помалу словно покрывалось легкой пеленой и вскоре обращалось в белую, неясную и по виду неподвижную дымку. Это больше не был человек — это было облако; но стоило Пьеро внезапно остановиться, как облако рассеивалось и из него вдруг появлялся человек.
Всем собравшимся этот танец доставил огромнейшее удовольствие, и всякий раз, когда Пьеро исчезал и вновь появлялся, король восклицал: "Ах, его нет!" или "Ах! Вот и он!" — причем голос его поочередно становился то взволнованным, то радостным.
Воодушевленный этим успехом, наш герой решил увенчать свои подвиги уж совсем необыкновенным достижением, а именно огромным прыжком в сторону; но судьбе было угодно, чтобы, исполняя самое трудное из своих танцевальных движений, он зацепился ногой за ногу сеньора Ренардино, и — хлоп! — главный министр растягивается во весь рост на полу, а его парик, отлетев на двадцать шагов и крутясь как волчок, исторгает из себя целые тучи пудры, которая ослепляет всех присутствующих.
Бедняга, совершенно разъяренный, вскочил, бросился прямо к парику, натянул его как мог на голову, а затем схватил Пьеро за пуговицу камзола.
— Ну, красавчик! — произнес он шипящим от злости голосом. — Ты дорого заплатишь мне за это оскорбление!
— Как? Стало быть, это были вы? — насмешливо отозвался Пьеро.
— Ах, так! Ты к тому же изображаешь удивление! — свирепствовал Ренардино. — Уж не хочешь ли ты, часом, заставить меня поверить, будто сделал это не нарочно?
— О! Вот уж нет! — живо ответил Пьеро. — Ибо это было бы с моей стороны ложью.
— Наглец!
— Потише, ваше превосходительство! Король смотрит на вас и может заметить, что ваш парик надет набекрень.
Чтобы удостовериться в этом, Ренардино резким движением схватился за голову.
— Ну же, не напускайте столько пыли! — воскликнул Пьеро, отступая на шаг. — Вы хотите поединка, не так ли?
— Да, и смертельного!
— Очень хорошо; только не надо так таращить глаза, говоря мне о столь простых вещах. Где встречаемся?
— На круглой поляне в Зеленом лесу.
— Отлично. И когда?
— Завтра утром, в восемь.
— Буду на месте, сеньор Ренардино.
И, сделав пируэт, Пьеро направился к выходу, возле которого дежурил Золотое Сердце. Едва наш герой подошел к двери, как молодой конюший, не без досады смотревший на его танец с принцессой, уронил ему на ногу окованный железом конец древка своей алебарды.
— Ну-ка, подпрыгни, Пьеро! — одновременно шепнул ему оруженосец, и Пьеро подскочил к потолку, взвыв от боли.
При виде этого нового проявления мастерства собравшиеся стали хлопать в ладоши. Король и королева, сидевшие на троне, от смеха откинулись назад, и их короны, потеряв равновесие, упали на пол и покатились по огромному бальному залу, словно два обруча.
К счастью, рядом оказались придворные, они побежали догонять короны. Пусть догоняют, дорогие мои дети, это их ремесло.
После танцев настал черед музыки; сначала все слушали известные оперные арии в исполнении самых знаменитых певцов Богемии, но это не помешало тому, что королева при этом не раз была вынуждена ущипнуть супруга, который, сидя на троне, то и дело впадал в забытье.
После того как великим исполнителям воздали полагающиеся им почести, Цветок Миндаля поднялась со своего места и, не заставляя себя упрашивать, тоже запела. И в добрый час! Было очень приятно слушать свежий и чистый голосок, похожий то на пение малиновки, то на трели соловья; иногда он звучал так грустно, что вызывал слезы, иногда рассыпался тысячью радостных звуков, искрившихся в воздухе, словно фейерверк.
Все растрогались. Королева рыдала от умиления; Золотое Сердце, держа в руках алебарду, плакал как дитя, а король, чтобы скрыть свое волнение, сморкался так громко, что на следующий день пришлось чинить дворцовые своды.
Когда вновь установилась тишина, король шепнул королеве:
— А теперь я хотел бы послушать какую-нибудь простенькую песенку.
— Да как можно, государь! Песенку!
— Вы прекрасно знаете, что только это способно развлечь меня.
— Но, государь…
— Я хочу песенку, слышите? Мне нужна какая-нибудь песенка, иначе я рассержусь!
— Успокойтесь, государь, — промолвила королева, относившаяся к своему царственному супругу как к избалованному ребенку, и, повернувшись к кружку музыкантов-любителей, сказала: — Господа! Король желает, чтобы вы спели ему какую-нибудь песенку.
Музыканты-любители изумленно переглянулись, но никто из них не сдвинулся с места.
Король уже начал терять терпение, как вдруг Пьеро, раздвинув толпу, приблизился к подножию трона.
— Государь, — сказал он, отвешивая глубокий поклон. — Вчера я сложил в вашу честь маленькую песенку под названием "При свете луны". Не угодно ли вам послушать ее?
— Да, я желаю ее послушать, в самом деле, — ответил король, — и немедленно!
При этих словах Пьеро взял гитару и, склонив голову на плечо, запел:
При лунном свете голубом Я под твоим стою окном.
Печальный мой дружок Пьеро,
Письмо черкнуть мне дай перо.
В моем дому уж нет огня —
Свеча сгорела у меня.
Господь воздаст тебе, поверь,
За то, что мне откроешь дверь.[4]
Не могу описать вам, дорогие мои дети, восторг, который эта песенка вызвала в огромном бальном зале. Король, сидя на троне, от удовольствия топал ногами, а весь двор подпевал, хлопая в ладоши.
В течение всего вечера все только и говорили, что о песенке Пьеро, и знаменитые богемские музыканты один за другим незаметно покинули дворец, чтобы побыстрее сочинить превосходные вариации на ее тему, которые вы, бедные мои дети, рано или поздно непременно разучите.
В полночь король и королева удалились в свои покои и легли в постель; но они не могли заснуть и далеко за полночь, полулежа в кровати, во весь голос распевали грустную песенку Пьеро.
V
КРАСНАЯ РЫБКА
На следующее утро, едва только все городские часы пробили семь раз, сеньор Ренардино уже мерил шагами круглую поляну Зеленого леса, где у него была назначена встреча с Пьеро. Рядом с ним расхаживал старый генерал, настолько искалеченный в сражениях, что у него остались лишь один глаз, одна рука и одна нога, да и то не вполне целые; впрочем, это не мешало генералу быть весьма жизнерадостным, подкручивать усы и горделиво расправлять плечи, когда рядом с ним проходила красивая дама.
Друзья прогуливались по поляне уже часа два, как вдруг старый генерал остановился и посмотрел на свои часы.
— Тысяча миллионов алебард! — вскричал он. — Девять часов! А что если твой альбинос так и не явится? Тем не менее любопытно было бы узнать, что там у него в жилах: кровь или мука!
— Скоро узнаешь, — скрипнув зубами, ответил главный министр, — ибо вон он приближается…
И сеньор Ренардино судорожно сжал чашку своей шпаги.
К ним и в самом деле приближался Пьеро в сопровождении поваренка, прятавшего у себя под фартуком два вертела, которые он взял утром на королевской кухне и которые были такими длинными, что концы их волочились по земле в десяти шагах позади него.
После того как противники обменялись положенными приветствиями, секунданты приступили к выбору оружия по жребию.