— В таком случае, Пьер, — промолвила гусыня, — нельзя терять ни минуты. — Друг мой, скорее пожелайте снова стать самим собой: скорее, скорее! Мне кажется, что вы слабеете!
Действительно, Пьер, скованный страхом, упал на траву.
— Хочу стать самим собой! Хочу стать самим собой! — закричал он.
Однако, как мы уже говорили, превращения теперь совершались все медленнее и медленнее; прошло несколько часов, прежде чем Пьеру удалось освободиться от своего наряда бабочки, и солнце уже почти зашло, когда он вернулся домой в сопровождении гусыни.
Пьер был настолько разбит, что он лег и сразу же заснул.
Проснувшись на следующее утро, Пьер вспомнил, что у него осталось лишь одно яйцо, и ему совершенно не хотелось употребить его необдуманно.
Ведь в этом последнем яйце таились все надежды Пьера на счастье.
Так что он сел на скамейку возле двери дома и принялся серьезно размышлять.
Гусыня наблюдала за ним, но он не обращал на нее внимания.
Внезапно Пьер вздрогнул, услышав ее голос.
— О чем вы думаете, Пьер? — спросила гусыня.
— Я думаю, на какое желание следует употребить мое последнее яйцо, — ответил он.
— О, не терзайте себя этим, мой бедный Пьер! — сказала гусыня. — Разбивая это последнее яйцо, вы не будете знать заранее, кем станете. Вы ничего не можете тут поделать, и ваша воля утратила теперь всякую силу. Однако вы можете отказаться разбивать его, а значит, отказаться от выгоды или ущерба, которые таит в себе эта неизвестность. Что касается меня, то не спрашивайте моего совета: я слишком боялась бы повлиять на ваше решение, ведь, разбив по моему совету яйцо, вы можете стать несчастным.
— Но в любом случае, — спросил Пьер, — если мне не понравится мое превращение, смогу ли я снова стать самим собой?
— Несомненно; но кто знает, сколько времени у вас это займет!
— Ну хорошо, — сказал Пьер, — что бы ни случилось, мне на это наплевать. И, поскольку я так плохо выбирал до сих пор, может быть, даже лучше, что у меня нет выбора. Любопытство берет во мне верх над страхом, и если я не разобью это последнее яйцо, то всю свою жизнь буду повторять себе, что оно, возможно, и заключало в себе мое счастье. Вот оно — у меня в кармане, под рукой; и я разобью его немедленно.
С этими словами он разбил яйцо о стену.
В ту же секунду он почувствовал, как тысячи перьев начинают прорастать сквозь его кожу. Он соскользнул со скамейки, на которой сидел, и обнаружил, что стоит на паре коротких толстых красных лап; затем он разглядел у себя длинный желтый клюв, заставлявший его косить глазами, и это настолько вывело его из себя, что он закричал, обращаясь к своей старой подруге:
— Во имя Господа Бога! Скажите, в какого зверя я теперь превратился?
— В гусыню! В гусыню! В гусыню! — воскликнула она.
И она упала, содрогаясь от безумного смеха, в то время как кровь Пьера вскипела от бешенства и негодования.
— Что это значит?! — вскричал он. — Я полагаю, да простит меня Бог, что вы насмехаетесь надо мной?
— Да нет, это правда, — ответила гусыня, как только ей удалось перевести дыхание. — И правда состоит не только в том, что вы гусыня, но еще и самая нескладная гусыня, какую только можно себе представить! Вы так смешно переваливаетесь на ходу, у вас такой крикливый голос, вы косите глазами так, что на вас страшно смотреть. Извините, что я смеялась над вами, мой дорогой Пьер, но, уверяю вас, если бы вы могли видеть себя, вы бы и сами засмеялись!
Вконец расстроенный Пьер, виляя хвостом, отправился на птичий двор и не выходил оттуда до тех пор, пока усилием воли вновь не стал самим собой.
Урок был жестоким; Пьер не сомкнул глаз всю следующую ночь, а наутро, взяв в руки серп, собрался идти работать в поле, которое оставили ему в наследство его добрые родители.
— Доброе утро, Пьер! — поздоровалась с ним старая гусыня, рывшаяся в грязи возле дверей. — Куда это вы идете в такую рань?
— Вы же видите, — довольно резко ответил Пьер, — я иду работать.
— Бог ты мой! Бог ты мой! — насмешливым тоном произнесла гусыня. — Значит, мы навсегда покончили с чудесами?
Пьер принял гордый вид и сказал ей:
— Глупая птица! Ступай к себе подобным на мой птичий двор. Ну а я образумился. Только сегодня я понял, каким был глупцом, пренебрегая ценностями, дарованными мне Провидением, теряя время на поиски счастья, которые приносили мне лишь разочарование и досаду, и постоянно стремясь стать кем-то другим, вместо того чтобы извлекать пользу из своего собственного положения, а кроме того, в довершение этой глупости, прося советы у гусыни, которая в конце концов превратила меня в такую же глупую птицу, как она сама. Знайте же, моя милая, что мое решение непоколебимо: я больше не хочу мечтать о невозможном и стану следовать доброму примеру моих трудолюбивых родителей, и у меня есть уверенность, что на этом пути я достигну в будущем предела своих желаний.
Сказав такие слова, Пьер отправился в поле, где начиная с этого дня он усердно работал, как и положено молодому трудолюбивому крестьянину, а когда, повзрослев, он стал настоящим мужчиной, то всегда избегал дурных компаний и глупых советов и никогда не разбивал никаких яиц, кроме тех, что ел за завтраком.
БЕЛОСНЕЖКА
Однажды зимним днем снег валил хлопьями, словно небо усыпало землю серебряными цветами.
У окна в своем дворце сидела с шитьем королева.
Рама этого окна была из черного-черного эбенового дерева.
Заглядевшись на падающий снег, королева уколола себе палец иглой.
Три капли ее крови упали на снег и расплылись тремя красными пятнышками.
Увидев, как алеет эта кровь на белом снегу, королева молвила:
— Я хотела бы иметь ребенка с кожей белой, как этот снег, щеками и губами красными, как эта кровь, а глазами, ресницами и волосами черными, как это эбеновое дерево…
Как раз в эту минуту мимо пролетала Снежная фея в своем платье из инея; она услышала желание королевы и исполнила его.
Через девять месяцев королева произвела на свет девочку, у которой кожа была белой, как снег; щечки и ротик — алые, как кровь, а волосы, реснички и глазки — черные, как эбеновое дерево.
Но едва успев поцеловать свою дочь, королева умерла, сказав, что ей хочется, чтобы девочка звалась Белоснежкой.
Спустя год король женился снова.
Новая королева была очень красивой, но настолько же заносчивой и тщеславной, насколько прежняя была покорной и кроткой.
Даже мысль о том, что какая-нибудь женщина в мире может сравниться с ней красотой, была для нее невыносима.
Крестной матерью ее была одна фея, и эта фея подарила ей зеркало, наделенное чудесным свойством.
Когда королева смотрелась в него и спрашивала:
Давно уже, зеркальце, ты на стене:
Скажи, кто прекрасней всех в нашей стране? —
оно отвечало:
О! Прекрасней королевы Нет ни женщины, ни девы![5]
И тщеславная королева оставалась довольна услышанным, ибо она знала, что зеркало всегда говорит правду.
А тем временем Белоснежка росла и день ото дня становилась все красивее, так что уже на десятом своем году она была прекрасна как ясный день, даже прекраснее самой королевы.
И когда однажды королева в очередной раз спросила у своего зеркала:
Давно уже, зеркальце, ты на стене:
Скажи, кто прекрасней всех в нашей стране? —
зеркало, вместо того чтобы ответить ей, как обычно:
О! Прекрасней королевы Нет ни женщины, ни девы! —
ответило:
Правду вам скажу сейчас:
Белоснежка краше вас!
Королева пришла от этого в такое расстройство, что позеленела от зависти, а это никак ее не украсило.
Начиная с этого дня всякий раз, когда королева встречала Белоснежку, у нее все внутри переворачивалось, настолько она возненавидела юную падчерицу.
И стали гордыня и зависть, эти два сорняка человеческой души, разрастаться в ее сердце, словно плевелы в поле; не находя себе покоя ни днем, ни ночью, она как-то раз утром велела привести к ней ловчего и сказала ему: