Тини не колебалась ни минуты. Она залезла в раковину, которая быстро понесла ее среди пенистых волн и к закату высадила на берег совсем близко от того места, где жила девочка.
Пока Тини шла к своему дому, видя перед собой свет, горевший в его окне, она думала о том, как добра фея, пожелавшая объяснить ей, сколь легко увидеть недостатки других, когда самовлюбленность заставляет тебя верить, что сам ты безупречен.
Сборник
"Сказочник"
ПРЕДИСЛОВИЕ
Должен сказать вам, мои дорогие маленькие читатели, кому в особенности и предназначен этот сборник, что в 1838 году, то есть задолго до вашего рождения, я предпринял путешествие в Германию.
Я остановился на месяц во Франкфурте с тем, чтобы дождаться там моего друга Жерара де Нерваля, знавшего великое множество прелестных сказок.
Увы, мои дорогие маленькие читатели, когда-нибудь вы узнаете, как он жил и как он умер. Его жизнь больше, чем занимательная история, и значительнее, чем сказка: его жизнь — это легенда.
Мне оказало гостеприимство одно семейство, отцом которого был француз, матерью — фламандка, а дети унаследовали понемногу качества обоих родителей.
В семье были два мальчика и одна девочка.
Одному мальчику было семь лет, другому — пять, а девочке — всего четырнадцать месяцев.
Теперь один из них служит младшим лейтенантом, а другой — сержантом в Африке. Малышка выросла и стала красивой девушкой двадцати одного года.
Так что у меня имелись все основания сказать вам, что мое путешествие состоялось задолго до вашего рождения.
Под предлогом того, что они видят, как я часами пишу в первую половину дня, мальчики каждый вечер после обеда просили меня рассказать им какую-нибудь сказку.
Что же касается девочки, которой я иногда рассказывал сказки и которая впоследствии сама просила меня об этом, то она в ту пору требовала только свою соску и, надо сказать, сосала ее с необычайной страстью.
Я быстро исчерпал весь свой запас сказок, ведь вы сами знаете ненасытную жадность слушателей вашего возраста. Едва выслушав одну сказку, они одобряют рассказчика тем, что просят его: "Еще!", и благодарят его тем, что просят: "А теперь другую!"
Если в запасе у меня уже не оставалось сказок, я сочинял их сам. Досадно, что я не могу вспомнить теперь придуманные мною сказки, поскольку среди множества их было несколько действительно занятных.
Окончательно истощив свое воображение, я говорил моим маленьким приятелям:
— Дети, со дня на день я жду моего друга Жерара де Нерваля. Он знает много чудесных сказок и расскажет их вам столько, сколько вы пожелаете.
Это было не совсем то, чего хотели мальчики. Но поскольку однажды утром пришло письмо, извещавшее, что Жерар прибудет через день, а также благодаря тартинкам с маслом и клубникой, блюду сугубо немецкому, дети набрались терпения.
Через день Жерар в самом деле приехал, и это был настоящий праздник в доме; дети, высматривавшие Жерара, при моих словах: "А вот и сказочник!", выбежали навстречу гостю и бросились ему на шею, восклицая:
— Милости просим, гос п од и н с казоч н и к! Много ли вы знаете сказок? Надолго ли вы останетесь у нас? Сможете ли вы рассказывать нам каждый день по одной сказке?
Жерару объяснили, о чем шла речь. После этого его ждал неподдельно радушный прием, и Жерар дал обещание рассказать сказку в тот же вечер после обеда.
Дети весь день то и дело посматривали на настенные часы и жаловались на голод.
Наконец, объявили: "Сударь, кушать подано".
В Германии, дети мои, принято говорить: "Сударь, кушать подано".
Во Франции принято говорить: "Сударыня, кушать подано".
Когда-нибудь потом родители объяснят вам разницу между этими двумя способами приглашать хозяина и хозяйку дома к столу. Эта разница объясняет дух двух народов не хуже и даже лучше, чем какое-нибудь длинное научное рассуждение.
Если бы за столом сидели только дети, обед безусловно продлился бы не более десяти минут.
Еще до десерта они повскакивали со своих стульев и стали тянуть Жерара за полы его знаменитого пальто блеклого красного цвета, о котором он сам написал отдельную историю.
Жерар попросил лишь дать ему время выпить кофе. (Кофе был одной из страстей Жерара.)
Выпив кофе, он уже не мог больше отнекиваться.
Маленькую Анну, дав ей любимую соску, положили в колыбельку, после чего все сели на балконе, который образовывал террасу и выходил в сад.
Шарль, старший из мальчиков, вскарабкался на мои колени, а Поль, его младший брат, устроился у ног Жерара; все обратились в слух, словно речь шла о рассказе Энея Дидоне, и Жерар начал цикл сказок, которые я теперь намереваюсь изложить вам и которые целую неделю с семи до девяти вечера слушали, затаив дыхание, двое прелестных детей нашего франкфуртского хозяина.
Смею надеяться, что, всячески развлекая маленьких читателей, эти сказки не дадут чересчур поскучать и взрослым.
ОЛОВЯННЫЙ СОЛДАТИК И БУМАЖНАЯ ТАНЦОВЩИЦА
Жили когда-то двадцать пять солдатиков, и все они приходились друг другу родными братьями, ведь они не только родились в один и тот же день, но еще и были отлиты из одной и той же расплавленной старой оловянной ложки. Все солдатики держали в руках ружья и смотрели прямо перед собой. Их мундиры были просто великолепны — голубые на красной подкладке.
Когда однажды кто-то снял крышку с коробки, куда их поместили сразу же после появления на свет и откуда им с того дня не приходилось выходить, они услышали первые в своей жизни слова, и слова эти были такие:
— О, какие же красивые солдатики!
Стоит ли говорить, что эти слова внушили им немалую гордость.
Слова эти вырвались у маленького мальчика, которому подарили солдатиков в день его именин, а звали мальчика Жюль.
Сначала он подпрыгнул и захлопал от радости в ладоши, а затем расставил солдатиков в один ряд на столе.
У всех солдатиков были совершенно одинаковые мундиры, и, более того, все они были на одно лицо.
Мы уже пояснили это сходство, заранее сообщив, что они были братьями.
И только один солдатик отличался от остальных: у него была лишь одна нога.
Сначала мальчик подумал, что солдатик потерял свою ногу в одной из тех жестоких схваток, какие братья затевали между собой. Однако ученый врач, друг их дома, внимательно рассмотрев культю несчастного калеки, заявил, что солдатик — инвалид от рождения, так как отливали его последним и на вторую ногу для него не хватило олова.
Но большой беды в том не было: на своей одной ноге солдатик держался не менее устойчиво, чем его братья — на двух.
Вот об этом-то солдатике я и расскажу вам историю.
На столе, кроме коробки с оловянными солдатиками, лежало еще несколько других игрушек; дело в том, что у мальчика была сестренка по имени Антонина, и, чтобы она не завидовала брату, в день его именин ей тоже дарили игрушки, и vice versa[6].
Vice versa, мои юные друзья, это два латинских слова, которые означают, что в день именин девочки взрослые поступали по отношению к мальчику таким же образом, как в день именин мальчика — по отношению к девочке.
Итак, я сказал, что на столе, кроме коробки с оловянными солдатиками, лежало еще несколько других игрушек; среди них сразу же привлекал взгляд очаровательный маленький замок из картона, с башенкой на каждом из четырех углов, причем на острие каждой башенки вращался флюгерок, указывающий направление ветра. Окна замка были открыты настежь, и сквозь открытые окна можно было разглядеть внутренние покои замка. Перед замком стояли купы деревьев, а возле них на лужайке лежало маленькое зеркальце неправильной формы, изображавшее чистое и прозрачное озерцо; белые восковые лебеди плавали по нему и отражались в нем. Все это было крохотным и невероятно привлекательным!
Но среди всего этого самой привлекательной и самой крохотной выглядела маленькая дама, стоявшая на пороге парадной входной двери. Ее сделали из папье-маше и нарядили в светлое платье из тонкого батиста; на плечи ей вместо шали набросили голубую ленточку; к тому же поясок дамы украшала великолепная роза, размером не меньше, чем ее личико.