— Кто знает, — не по возрасту философски заметил мальчик, — женщины так своенравны!
И он отправился на урок.
В это время дождь шел как из ведра, заливая потоками воды оловянного солдатика, так и торчавшего вниз головой на штыке, острие которого застряло между двумя камнями брусчатки.
Этот ливень оказался для него большой удачей. В его положении и без такого нежданного холодного душа беднягу наверняка ожидал бы апоплексический удар.
Гроза прошла, как проходят все грозы, и вернулась прекрасная погода. Двое уличных мальчишек стали играть шариками о стену дома, как раз под тем окном, из которого выпал оловянный солдатик.
Один из шариков остановился возле кивера оловянного солдатика.
Поднимая шарик, мальчишка вместе с ним поднял оловянного солдатика и поставил его на ноги, а вернее, на одну ногу.
Бравый пехотинец сохранял непоколебимое спокойствие, несмотря на свою любовь к бумажной танцовщице, несмотря на свою бессонную ночь, несмотря на свое падение с четвертого этажа. Он всегда оставался тверд на боевом посту, а взгляд его был устремлен на десять шагов вперед.
— Надо отправить его в плавание, — предложил один из мальчишек.
Сделать это было совсем несложно: ручьи превратились в настоящие реки. Недоставало только судна, но его можно было сделать из любого листа бумаги.
Мальчишки побежали к бакалейщику и попросили его дать им какую-нибудь газету.
Жена бакалейщика как раз перед этим родила сына — то, чего очень желал бакалейщик, у которого прежде появлялись на свет только девочки и который боялся, что его род угаснет. Так что хозяин лавочки пребывал в добром расположении духа. Будучи человеком щедрым, он не пожалел для мальчишек газеты, которую они у него просили. Из нее мальчишки сделали кораблик и сразу же спустили его на воду, а перед тем поместили в него оловянного солдатика, оказавшегося на судне одновременно его капитаном, помощником капитана, боцманом, лоцманом и экипажем.
Кораблик поплыл, испытывая бортовую и килевую качку, словно настоящее судно.
Мальчишки бежали за ним, радостно хлопая в ладоши.
Кораблик, невзирая на быстрое течение потока, вел себя превосходно, поднимаясь вместе с волной и опускаясь вместе с ней, лавируя среди всякого рода обломков, плававших там и сям, наталкиваясь на прибрежные скалы, но не терпя при этом крушения, не идя ко дну и даже не давая течи.
Несмотря на все эти затруднения, оловянный солдатик стоял с ружьем в руках на носу кораблика, неколебимый на своем посту, и выглядел так невозмутимо, словно он плавал по бурным волнам всю свою жизнь.
И только когда судно поворачивало на другой галс, что иногда с ним случалось при встрече с водоворотом, можно было заметить, как солдатик бросает быстрый и печальный взгляд на дом, где он оставил самое дорогое, что было у него на свете.
Вскоре ручью предстояло слиться с рекой.
Несомый ручьем, поплыл по реке и кораблик.
Тут мальчишкам пришлось расстаться с ним; они провожали суденышко взглядом до тех пор, пока оно не скрылось из виду под аркой моста.
Под аркой этого моста было так темно, что, не будь покачиваний кораблика, оловянный солдатик мог бы подумать, что он все еще находится в своей коробке.
Вдруг он услышал, что ему кричат:
— Эй, там, на борту, плывите сюда!
Но суденышко, вместо того чтобы подчиниться приказу, продолжало свой путь.
— Что везете? — слышался все тот же голос.
Ответа на второй вопрос не последовало точно так же, как и на первый.
— Ну, чертов контрабандист, — слышался все тот же голос, — ты будешь иметь дело со мной!
В эту минуту суденышко сделало один из тех поворотов на другой галс, о которых мы уже говорили, и оловянный солдатик увидел огромную водяную крысу, бросившуюся преследовать его.
— Остановите его! Остановите его! — вопила водяная крыса. — Он не заплатил пошлину!
И она плыла за корабликом, скрипя зубами от злости и крича плывшим тем же путем, что и она, щепкам и клочкам соломы:
— Задержите его! Да задержите же его, наконец!
К счастью или к несчастью — к счастью, быть может, для оловянного солдатика, который, будучи убежден в своей невиновности, ничуть не боялся быть остановленным таможенниками, — так вот, к счастью или к несчастью, течение было таким быстрым, что суденышко вскоре оказалось вне пределов досягаемости не только для самой водяной крысы, но даже и для ее воплей.
Но стоило нашему мореплавателю избежать одной опасности, как он тут же столкнулся с другой.
Ему послышалось вдали нечто похожее на шум водопада.
По мере того как кораблик плыл все дальше вперед, течение реки становилось все быстрее.
Оловянный солдатик, никогда раньше не покидавший свою коробку, не знал окрестностей города. Однако этот нарастающий грохот, эта увеличивающаяся скорость течения, а в особенности учащенное биение собственного сердца говорили бедняге, что его несет все ближе к какой-то Ниагаре.
На мгновение у него мелькнула мысль броситься в воду и вплавь добраться до берега, но берег находился весьма далеко, а плавал он так, как и положено оловянному солдатику.
Кораблик все дальше летел вперед, словно стрела. Но стрела, приближаясь к цели, замедляет свой полет, а суденышко неслось к ней все быстрее.
Бедный солдатик держался настолько стойко и прямо, насколько мог, и даже глазом не моргнул, несмотря на угрожавшую ему огромную опасность.
Вода становилась зеленой и прозрачной. Казалось, что это не кораблик летит вперед, а берега бегут от него назад. Деревья убегали, все растрепанные, как если бы, напуганные ревом, они стремились как можно скорее умчаться прочь от водопада.
Суденышко головокружительно неслось вперед.
Блюдя честь своего мундира, храбрый оловянный солдатик не хотел, чтобы его могли упрекнуть в том, что он бросил оружие, и еще крепче прижал ружье к груди.
Кораблик два-три раза повернулся вокруг своей оси и стал протекать.
Вода прибывала быстро. Через десяток секунд она доходила солдатику до горла.
Суденышко начало постепенно тонуть.
И чем глубже погружалось оно в воду, тем больше распадалось; оно уже почти утратило свою форму и стало походить на плот.
Вода накрыла оловянного солдатика с головой.
Однако суденышко вновь всплыло на поверхность воды и солдатик еще раз увидел небо, речные берега, весь окружающий пейзаж и прямо перед собой — пенную пропасть.
В этот последний миг он подумал о своей маленькой бумажной танцовщице, такой легкой, такой милой, такой крохотной.
Вдруг он ощутил, что его наклонило вперед. Кораблик под его ногой разорвался и устремился к пропасти столь молниеносно, что не хватило бы времени даже на то, чтобы воскликнуть "Уф-ф!".
Огромная щука, открывшая пасть в надежде, что ей что-нибудь перепадет на обед, схватила солдатика и тут же проглотила его.
Сначала бедный оловянный солдатик просто не мог сообразить, что с ним произошло и где он находится.
Чувствовал он лишь то, что ему очень скверно и что он лежит на боку.
Время от времени, словно через приоткрывающееся слуховое окно, до него доходил синевато-зеленый свет и он смутно видел предметы, чьи формы были ему совсем незнакомы.
Его покачивало от какого-то быстрого прерывистого движения, и это мало-помалу навело его на мысль, что он, вполне вероятно, находится в чреве какой-то рыбы.
Как только его осенила эта догадка, он сориентировался и понял, что доходившие до него проблески есть не что иное, как свет, проникавший через грудные полости рыбы, когда она открывала свои жабры, чтобы набрать воздуха.
Через четверть часа у солдатика сомнений больше уже не оставалось.
Что же делать? Он было подумал, не проложить ли ему дорогу своим штыком, однако, если на свою беду он продырявил бы плавательный пузырь рыбы, она, не имея возможности сделать запасы воздуха, с помощью которого ей удается всплывать на поверхность воды, опустилась бы на дно реки.
Что сталось бы тогда с ним, несчастным солдатиком, погребенным в мертвой рыбе?