— Да, да, мы это видели, — в один голос откликнулись дети.
И с этой минуты мальчик и девочка поверили, что это правда, ведь маленькие и даже повзрослевшие дети легко верят в достоверность того, что они сами видят, хотя то, что они видят, а вернее полагают, что видят, далеко не всегда является достоверным.
— А может ли Снежная королева, заглядывающая сквозь оконные стекла, заходить в дома? — не без страха спросила девочка.
— Ну пусть только она зайдет к нам! — воскликнул мальчик с тем бахвальством, какое присуще детям. — Я посажу ее на печь, и она сразу же растает.
Вечером, уже наполовину раздетый, Петерс забрался на стул и посмотрел через прозрачный кружочек стекла. За окном он увидел мириады падающих снежинок и посреди роя этих белых пчел — одну огромную снежинку, упавшую на край окна. Едва упав, она сразу же стала увеличиваться в размерах, расти, округляться, приняла человеческие очертания и в конце концов превратилась в прекрасную женщину, укутанную в сверкающую серебристую ткань, состоявшую из миллионов снежинок, одни из которых соединялись, образуя звезды, а другие — цветы. Что касается ее лица и ее рук, то они были из самого прозрачного и самого блестящего льда. Глаза ее сверкали словно бриллианты, а зубы походили на жемчуг. Ко всему прочему, она не ступала, а летела или же скользила.
Заметив разглядывающего ее сквозь кружочек мальчика, ледяная красавица поприветствовала его легким наклоном головы и взмахом руки.
Ребенок, страшно испуганный, вопреки тому что он сам сказал утром, спрыгнул со стула и обеими руками уперся в оконную раму, чтобы не пустить в комнату Снежную королеву.
Всю ночь ему казалось, что какая-то большая птица бьет крыльями в его окно.
То был ветер.
На другой день на улицах повсюду лежала великолепная изморозь; но вскоре пришла весна, небо засинело, засияло солнце, появилась зелень, ласточки начали вить свои гнезда, окна распахнулись, и оба ребенка снова сидели вместе — или друг против друга, или же рядом.
В том году розы, душистый горошек и красные бобы цвели как никогда роскошно.
Девочка выучила наизусть псальму, в которой речь шла о розах. Она пела ее мальчику, а тот вторил ей:
Увядшие розы опали с куста —
Скоро узрим мы младенца Христа.
Дети держали друг друга за руки, целовали розы, пытались накормить сахаром приоткрытые бутоны, рассудив, что если птицы носят в клювах корм своим птенчикам, то почему бы им, детям, не дать корм своим розам? Стояли чудные летние дни, и розы цвели почти до Рождества, то есть почти до той поры, когда, как говорилось в псальме, можно было увидеть младенца Иисуса.
Петерс и Герда сидели рядом и рассматривали книжку с картинками, на которых были изображены животные и птицы. И вдруг, в тот миг, когда городские часы прозвонили пять вечера, маленький Петерс вскрикнул:
— Ай-ай-ай! Что-то попало мне в глаз и проникло в самое сердце!
Герда приподняла его веко и подула в глаз.
— Спасибо! Кажется, вышло, — поблагодарил ее мальчик.
Но он ошибся: то, что попало ему в глаз и проникло в самое сердце, вовсе оттуда не вышло.
Теперь скажем, что же это было.
II
ДЬЯВОЛЬСКОЕ ЗЕРКАЛО
Нет нужды говорить вам, дорогие мои дети, что существует на свете злой ангел по имени Сатана, который, после того как по его вине наши прародители были изгнаны из рая, только тем и занят, что проклинает людей и губит весь род людской. Когда вам исполнится восемнадцать или двадцать лет, вы прочтете в поэме великого поэта Мильтона, такого же слепого, как Гомер, что однажды Сатана восстал против Бога, а тот сразил его и сослал в земные глубины; и вот оттуда-то Сатана время от времени еще пытается бороться со своим победителем — если не силой, то хотя бы хитростью. Так вот, одним из тысячи способов, использованным им в этом вековечном противоборстве, было изготовление зеркала, в котором все прекрасное представлялось отвратительным, а доброе — злым, в то время как, напротив, уродство превращалось в нем в красоту, а порок принимал вид добродетели.
Как вы сами видите, цель, с какой было задумано это зеркало, состояла в том, чтобы искажать облик всего существующего в этом мире.
— Никто уже не сможет создать ничего подобного, — сказал Сатана, заканчивая изготовлять свое зеркало.
Все демоны, посещавшие его школу — а у Сатаны была своя школа, где обучались демоны, — рассказывали по кругу о свойствах дьявольского зеркала, которое они называли зеркалом правды, в то время как оно, напротив, было зеркалом лжи.
— Только отныне, — говорили демоны, — можно будет видеть, каково это чудо творения, которое именуется словом "человек"!
И ученики Сатаны стали обходить с этим дьявольским зеркалом весь свет, и уже невозможно определить, сколько зла было сотворено ими во всех местах, где они проходили.
Когда они посетили четыре континента — а в то время, дорогие мои дети, Океания еще совсем не была открыта, — итак, когда они посетили четыре континента, вздумалось им взобраться на небо, чтобы посеять среди ангелов такой же раздор, какой они породили среди людей.
И вот четыре демона взяли зеркало за четыре его угла и полетели выше Луны, находящейся в девяноста тысячах льё от нас, выше Солнца, находящегося в тридцати шести миллионах льё от Земли, и, наконец, выше Сатурна, находящегося в трехстах миллионах льё от Земли, и постучали в небесные врата.
Но едва эти алмазные врата повернулись на своих петлях, как один-единственный взгляд нашего Божественного Творца, коснувшись дьявольского зеркала, разбил его на бесчисленное множество частиц, таких же мелких, как пыль, поднятая ураганом с морского побережья.
И тогда пришла в мир великая беда: все осколочки проклятого зеркала распространились в атмосфере и носились по ветру. Так вот, поскольку каждая частичка зеркала сохранила свойства целого, случилось так, что любой, в чьи глаза залетел крошечный осколочек, начинал видеть мир так, как этого хотелось Сатане, то есть все на свете представлялось человеку уродливым.
Некоторым людям такая частичка зеркала попадала не только в глаз, но и в сердце, и для этих людей дело принимало роковой оборот, потому что их сердца каменели и становились похожими на кусок льда.
А дьявол при этом хохотал так неудержимо, что его живот подпрыгивал от колен до подбородка.
Вот и маленькому Петерсу попал не только в глаз, но и в сердце один из таких осколочков.
Поэтому, вместо того чтобы поблагодарить свою добрую подружку Герду, которая так старалась избавить его от соринки в глазу и которая так ему сочувствовала, что слезы выступили у нее на глазах, мальчик поинтересовался:
— А что это ты плачешь? Ох, если бы ты знала, как ты безобразна, когда плачешь! А уж эта роза, которую точит червь, еще безобразнее тебя, не говоря уже о том, что она пахнет так же дурно, как бархатцы!
И, сорвав розу, он выбросил ее на улицу.
— Петерс, что ты делаешь?! — воскликнула маленькая Герда. — О Господи, бедная моя роза! Она ведь была такой свежей и так хорошо пахла!
— А я тебе говорю, что она была уже увядшей и просто воняла, — стоял на своем Петерс.
И, сорвав вторую розу, он выбросил ее в окно точно так же, как первую.
Бедная Герда залилась слезами.
— Я же сказал тебе, что ты отвратительна, когда плачешь, — повторил Петерс.
И, несмотря на запрет родителей переходить по воздушному мостику, Петерс перепрыгнул из одного окна в другое, оставив Герду оплакивать внезапную перемену, происшедшую с ее маленьким другом.
На следующий день Петерс вернулся, и Герде захотелось показать ему свою книжку с картинками, но он вырвал книгу у нее из рук, заявив, что такие картинки годятся только для грудных детей, а он уже взрослый мальчик, и ему не пристало забавляться подобными пустяками.