Однако этим дело не ограничилось: когда бабушка рассказывала сказки, так занимавшие прежде Герду и самого Петерса, у него всегда находилось какое-нибудь "но", лишавшее бедную сказку всякой прелести.
Более того, его уже не только не занимали рассказываемые бабушкой сказки, но он еще при всяком удобном случае насмехался над старушкой, гримасничая у нее за спиной, напяливая себе на нос ее очки и подражая ее голосу.
Вскоре то, что Петерс проделывал с бабушкой, он стал проделывать со всеми: он передразнивал интонацию и походку всех обитателей улицы; все, что было у них смешного, он воспроизводил с такой невероятной точностью, что люди о нем говорили:
— И правда, у этого ребенка исключительный дар подражания; ему следовало бы стать актером.
А виной всему этому был маленький осколочек зеркала, попавший в глаз и сердце мальчика.
Наступила зима, и в воздухе замелькали белые пчелы.
В один из зимних дней, когда шел снег, Петерс пришел к Герде со своими санками и сказал ей:
— Ты еще не знаешь, Герда, что мне разрешили пойти поиграть на большую площадь с другими детьми.
И он ушел от подружки, даже не сказав ей "До свидания".
Вы спросите у меня, дорогие мои дети, была ли у Петерса лошадь, чтобы она повезла его санки, и если лошади у него не было, то зачем ему понадобились эти санки.
На это я вам отвечу так.
У Петерса, конечно же, не было лошади; но он рассчитывал поступить так, как в подобных обстоятельствах поступают мальчишки, у которых, как и у него, не было лошади.
Они привязывали с помощью веревки свои санки к проезжающей повозке, которая тащила их часть пути, и получалось это у них наилучшим образом.
Проехав достаточно большое расстояние в одну сторону, дети отвязывали веревку и привязывали ее к повозке, двигавшейся в обратном направлении, и таким образом возвращались туда, откуда уезжали.
Как только Петерс со своими санками добрался до площади, он увидел огромные великолепные сани, влекомые двумя белыми лошадьми в белой сбруе. В санях сидела красивая дама в шубе и шапочке из лебяжьего пуха; сани были выкрашены в белый цвет, а внутри обтянуты белым атласом.
"Отлично! — сказал себе Петерс. — Вот это мне подходит!"
И, привязав свои санки к огромным белым саням, он умчался вместе с ними.
III
КТО БЫЛА ДАМА В БОЛЬШИХ БЕЛЫХ САНЯХ
Как только Петерс привязал свои санки к большим белым саням, те, сделав два круга по городской площади, помчались в направлении Северных ворот.
Покидая площадь, дама в санях обернулась и сделала Петерсу дружеский жест. Можно было подумать, что она его знает.
Затем в четверти льё от города, когда мальчика стала беспокоить мысль, найдет ли он какую-нибудь повозку, едущую в обратном направлении, и он попытался отвязать свои санки, дама вновь обернулась к Петерсу, повторила свой дружеский жест, и мальчик позволил везти себя дальше.
Белые сани все быстрее и быстрее неслись в сторону севера, а снег повалил такой густой, что со своих санок мальчик с трудом мог разглядеть мчавшиеся впереди огромные белые сани.
Наконец, Петерс сделал усилие и отвязал тянувшуюся к ним веревку; однако, к его великому удивлению, его уже ни к чему не прикрепленные санки продолжали со скоростью ветра нестись за большими санями.
Мальчик стал кричать во весь голос, но никто его не слышал. Ему с трудом удавалось вдохнуть воздух — с такой огромной скоростью летели сани.
Падал снег, и казалось, что у белых саней выросли крылья.
Время от времени Петерс ощущал сильную тряску, словно он проносился через рвы и изгороди. Мальчик был очень испуган; ему хотелось прочесть "Отче наш", но с того дня, когда он почувствовал боль в глазу и в сердце, он забыл все знакомые ему молитвы и мог вспомнить только общеизвестную арифметическую истину — "дважды два равняется четырем".
Белые пчелы — так, если помните, дети называли снежинки — становились все крупнее и крупнее, а вскоре появились хлопья такого размера, что Петерс никогда еще не видел подобных. Такие снежинки впору было назвать не белыми пчелами, а белыми курочками. Внезапно дама, правившая санями, остановила их и встала во весь рост; ее шуба и шапочка просто ослепляли своей белизной. И только теперь маленький Петерс узнал женщину.
То была Снежная королева!
Маленький Петерс онемел от страха: ведь здесь, в отличие от родного дома, у него не было печки, в которой он мог бы ее расплавить.
— Нам ни к чему двое саней, — сказала Снежная королева мальчику, — на одних мы поедем быстрее. Так что перебирайся в мои; я укутаю тебя в мою медвежью шубу и согрею.
И, не в силах сопротивляться ее повелению, маленький Петерс оставил свои санки и забрался в сани Снежной королевы.
Она усадила его рядом с собой и укутала в свою шубу.
Ему показалось, что он лег в ледяную постель.
— Ну что, — спросила маленького Петерса красавица, поцеловав его в лоб, — тебе все еще холодно?
И под воздействием этого поцелуя мальчик почувствовал, как застывает кровь в его жилах. Ему казалось, что он сейчас умрет; но это болезненное состояние продлилось не больше секунды, и почти тотчас он почувствовал себя очень хорошо, а ощущение холода полностью исчезло.
— Мои санки, сударыня! Не забудьте мои санки! — вскричал маленький Петерс.
Королева взяла пригоршню снега и подула на нее: снег этот тотчас превратился в маленького белого цыпленка; к его лапке привязали санки, и они полетели за большими санями.
Затем Снежная королева еще раз поцеловала маленького Петерса — и тотчас бабушка, Герда и все, что осталось в его родном доме, были забыты.
— Больше я не буду тебя целовать — сказала Снежная королева мальчику, — а не то я тебя умертвлю.
Петерс посмотрел на нее: никогда еще не видел он лица более умного и прелестного; женщина уже не казалась ему ледяной, как это было в прошлом году, когда она появилась у его окна и подала ему впервые тот знак, который очень его напугал. Теперь он вовсе не боялся Снежной королевы и она казалась ему самим совершенством.
Он рассказал ей, что умеет читать и считать, умеет проводить расчеты в уме, даже с дробями, и что ему известно, сколько квадратных миль составляет площадь его страны и сколько людей ее населяют.
Снежная королева поинтересовалась, знает ли он молитвы.
Мальчик ответил, что он их забыл.
— Но ты хотя бы помнишь, как делается крестное знамение? — задала еще один вопрос Снежная королева.
Маленький Петерс попытался перекреститься, но это ему не удалось.
Тут она расхохоталась и сказала ему:
— Хорошо, хорошо! Определенно, малыш, ты мой целиком и полностью.
Наконец, они подъехали к берегу какого-то огромного водного пространства, похожего на море.
— А каким образом мы поедем дальше? — обеспокоенно спросил маленький Петерс.
— О, не беспокойся, — отвечала Снежная королева, — до самого моего дворца нас ничто в пути не остановит.
— А где же ваш дворец? — полюбопытствовал мальчик.
— В полярных льдах, — последовал ответ королевы.
И она подула на море, которое тотчас заледенело.
Белые сани понеслись по ледяному полю, влекомые парой белых лошадей, хвосты и огромные гривы которых развевались по ветру.
Чем дальше они ехали, тем более смутными становились очертания лошадей. Взгляду невозможно было различить, то ли это были четвероногие, то ли птицы; вскоре они стали похожи на белые облака, подгоняемые крыльями метели.
Путники проехали край волков, и волки, до этого лежавшие в снегу, с воем вскочили и побежали вслед за санями.
Путники доехали до края белых медведей, и медведи, до этого лежавшие в снегу, с рычанием поднялись и побежали вслед за санями.
Затем Снежная королева и Петерс достигли того последнего края, где обитают тюлени, моржи и нерпы, которые, будучи не в состоянии бежать, довольствовались тем, что поволоклись за санями, издавая протяжные крики и мрачный рев, словно доносившиеся из мира призраков, к которому, казалось, и приближались белые сани.