Спрашивали потом ледониды, благодарные Тяжелону за спасение, что хотел он сказать своими жестами страшному электрыцарю.
— Все это очень просто, — ответствовал мудрец. Два пальца означали, что нас вместе с ним двое. Один — что вскоре останусь я один. Потом я показал ему колечко, а это означало, что вокруг него лед разверзнется и черная морская бездна поглотит его навеки. Не понял он ни первого, ни второго, ни третьего.
— О великий мудрец! — возопили изумленные ледониды. — Как же ты решился показывать такие знаки страшному супостату? Подумай, что произошло бы, если б он понял тебя и не стал удивляться. Ведь тогда бы он не нагрелся от мышления и не провалился бы в пучину бездонную…
— Не страшился я этого ничуть, — с холодной усмешкой ответил им Тяжелой Ледоустый, — ибо знал заранее, что ничего он не поймет. Коль была б у него хоть капля разума, не прилетел бы он сюда. Что пользы существу, под солнцем живущему, от наших драгоценностей газовых и серебряных звезд ледяных?! — И снова поразились ледониды его мудрости и разошлись, успокоенные, по домам, где стоял милый их сердцу мороз.
С тех пор никто уж не пытался завоевать Ледонию, ибо перевелись глупцы во Вселенной; хотя некоторые утверждают, что есть их еще немало, да только не знают они дороги в Ледонию.
УРАНОВЫЕ УШИ
Перевод К. Душенко
Жил некогда инженер Космогоник, возжигавший звезды, чтобы тьму одолеть. Прибыл он в туманность Андромеды, когда полно еще было в ней черных туч. Сперва скрутил он в клубок вихрь огромный, а когда клубок закружился, достал Космогоник свои лучи. Было их у него три: красный, фиолетовый и невидимый. Перекрестил он звездный шар первым лучом, и получился красный гигант, но не стало светлее в туманности. Вторым лучом уколол он звезду, и та побелела. Сказал он ученику: «Присмотри-ка за нею!» — а сам другие звезды пошел разжигать. Ждет ученик тысячу лет, и еще тысячу, а Космогоник не возвращается. Наскучило ему ждать. Подкрутил он звезду, из белой стала она голубой. Понравилось это ученику, и решил он, что все умеет. Попробовал еще подкрутить, да обжегся. Пошарил в ларчике, который оставил ему Космогоник, а в ларчике пусто, и даже как-то чересчур пусто: смотрит и дна не видит. Догадался он, что это невидимый луч, и решил расшевелить им звезду, да не знал, как. Взял он ларчик и бросил в огонь. Вспыхнули облака Андромеды словно тысяча солнц, и стало во всей туманности светло как днем. Обрадовался ученик, да недолгой была его радость, потому что звезда лопнула. Тут, завидев беду, прилетел Космогоник и, чтобы зря ничего не пропало, начал ловить лучи и из них формовать планеты. Первую сделал газовую, вторую углеродную, а для третьей остались металлы, всех других тяжелее, и получился из них актиноидный шар. Сжал его Космогоник, запустил в полет и сказал: «Через сто миллионов лет вернусь и погляжу, что получится!». И помчался на поиски ученика, который со страху сбежал.
А на планете той, Актинурии, выросла мощная держава палатинидов. Каждый из них до того был тяжел, что только по Актинурии и мог ходить, ибо на прочих планетах земля под ним проседала, а стоило палатиниду крикнуть, как рушились горы. Но дома у себя ступали они тихонечко и голоса не смели повысить, затем что владыка их, Архиторий, не ведал меры в жестокости. Поселился он во дворце, высеченном из платиновой горы, и было в том дворце шестьсот огромных покоев, и в каждом лежала одна рука короля, настолько он был велик. Выйти из дворца он не мог, но повсюду имел шпионов, до того он был подозрителен; и к тому же изводил подданных своей алчностью.
Ночью не нуждались палатиниды ни в лампах, ни в ином освещении, поскольку все горы на планете были радиоактивные, и даже в новолуние можно было иголки считать. Днем, когда солнце слишком уж припекало, спали они в подземельях своих гор, и лишь по ночам сходились в металлических долинах. Но жестокий владыка велел в котлы, в которых растапливали палладий и платину, бросать куски урана и объявил об этом по всей державе. Каждому палатиниду велено было прибыть в королевский дворец, где с него снимали мерку для нового панциря и облачали его в наплечники и шишак, рукавицы и наколенники, шлем и забрало, и все это самосветящееся, ведь доспехи были из уранового листа; всего же сильнее светились уши.