Отчаянно боролась за возвращение своего нюха, но на это ушло куда больше времени, чем рассчитывала. Когда наконец-то получилось, и сводящая с ума вонь отступила, мы вышли к лесному поселению. А местечко-то и впрямь знакомое: десяток избушек, а с краю — дом старика, где мы провели ночь перед тем, как нашли тайную тропу к царству Кощея. Увлеченная собственным носом, я и не заметила, как березовый лес сменился толстенными соснами. Клубок прилично исхудал. Совершив последний оборот, он до конца размотался прямо у крыльца избушки деда.
— Неожиданно, — колдун с удивлением почесал лысый затылок.
— Выходит, тот дедушка и есть чеботарь Сом.
— Видать, я один не понимаю, о чем вы толкуете.— Соловей с интересом оглядывал пустующее поселение. — Да тут, похоже, людей нет.
— Один был.— Колдун ступил на крыльцо и забарабанил кулаком в дверь. — Отец, ты дома?
Скрип несмазанных петель дал понять — не заперто. Горница пустовала. На столе и сундуках приличный слой пыли, прохладно, как на улице. Хилая печь явно давно не топилась.
— Ушел...— Лавка громко скрипнула под женихом.
— Немудрено, — я присела рядом, — ты ведь его омолодил.
— Да расскажите уже! — взмолился Соловей.
— Гостили мы с Василисушкой в этой избушке недавно. Хозяином дед дряхлый был, все просил его со свету сжить, мол, не идет к нему смерть. Ну, я поразмыслил и решил старику помочь, как умею — оставил молодильной водицы. Кто же знал-то?
— Мы даже имени его не спросили, — грустно вздохнула я. — Где теперь искать?
— Ну даете!— хмыкнул разбойник.
— Пойду, посмотрю, может, след есть, — суженый направился к выходу, — а вы пока печь истопите. Надо одежу высушить да думать, что дальше делать. Клубок свое честно исполнил, теперь дело за нами.
Шепотками убрала пыль в горнице, дров наворожила и гореть в печь отправила. Разошелся огонь в топке, затрещали поленья. Избушка сразу наполнилась древесным ароматом, теплее стало. Соловей все рыскал в сундуках в поисках поживы, но находил только старую посуду да тряпье ветхое.
— Ну что за хозяин,— сокрушался разбойник,— ничего приличного не оставил.
— Завязывай копаться в чужих вещах, лучше подай горшочек из сумки да на стол посуду поставь.
— Ну, хоть пообедаем. — Соловей расплылся в очаровательной улыбке.
— Для начала домовенка накормим. Поди, голодный без хозяина сидит.
— Тогда уж всех корми. Вон там избушек сколько.
— Те пустые совсем. — прислушиваясь к шороху за печкой, я забрала у Соловья горшок.
Чавканье домового услышал даже разбойник. Обычно домашняя нечисть ведет себя тихо, простым людям не услышать. Заглянув за печку, увидела пушистого домовенка. Миску с топленым молоком он приговорил одним махом и уставился на меня в ожидании добавки. Что поделать — надо досыта кормить. После домового пришел черед обед и нам справить. Соловей довольно потер руки и, схватив ложку побольше, плюхнул в тарелку каши.
— Ты меня прости, Вася, но не спросить не могу...— молодец серьезно глянул на меня.
— Что такое?
— Так ты по Яру убивалась, чувствами сердечными заходилась, а теперь в невестах у Кощея ходишь. Забыла любовь прежнюю?
— Может, и забыла — сама не знаю.— Я задумчиво вертела в руках деревянную ложку. — Кощей жениться предложил — согласилась, проще ведь с тоской справиться, коли есть рядом молодец. А теперь и чувства появились. Нет больше кузнеца Косисельского, есть кто-то другой. Понимаешь?
— Понимаю. — кивнул Соловей. — Тот, кто люб тебе был. оказался совсем иным человеком.
— Ага. Так и есть. Души в Ярке не чаяла, а вышло, что ему дороже сила колдовская.
— Ну, винить его сложно.— Разбойник не забывал про обед. — Что от тебя отвернулся — подлость знатная, но и понять можно — не каждый от вечности откажется. Тут дело в другом — ежели не до конца к Яру сердце остыло, морочить голову Кощею — дело гиблое.
— Если и есть что к Яру — выдерну, как сорняк с грядки.
— Смотри, как бы беды не вышло, Вася, — Соловей укоризненно покачал головой. — Больше остального Бессмертный любовь встретить мечтал и на том обжигался не раз. Боюсь, если с тобой не получится, то он таких дел натворит...
— А ты не бойся, — я легонько щелкнула друга по носу.
Наш откровенный разговор прервался грохотом распахнувшейся двери. На пороге с выпученными глазами возник мой суженый. Он крепко сжимал пятерней запястье совершенно голой девицы. Бледная кожа красавицы отливала зеленым, волосы струились до полу — как есть нечисть. Мавка вроде. Девушка умудрялась сохранять ледяное спокойствие — ни тени страха на точеном личике.
Соловей было глянул на порог, но, быстро сообразив, кого привел Кощей, резко отвернулся.
— Ты зачем ее притащил?! — разбойник уставился в тарелку, лишь бы не поймать взгляд русалки.
— Не боись, — колдун затащил нечисть в горницу, — зачаровал, чтобы беды не натворила. След Сома нашел и обрывается он ровнехонько у озера, тут недалече. А в озере — вот эта, — жених подтолкнул мавку в спину, — сидит на бережку, глазки строит. Попробовал добром выяснить, что с Сомом сделала, так молчит, бестолочь. В печь кинем, огнем колдовским бока разогреем, может, сговорчивее станет.
— Не надо колдовского огня! — взгляд девушки забегал испугом.
Колдун, не обращая внимания на слова русалки, зашагал к печи и, отдернув заслон топки, принялся щелкать пальцами. Огненные языки лизнули его руки и поменяли цвет. Печка заморгала едва заметным синим светом.
— Да что же это делается-то, люди добрые! — запричитала нечисть на манер базарной бабы.
— Сама виновата! — рявкнул колдун. — Извела мужика и признаваться не хочешь...
— Я не изводила! — девушка замотала головой и шагнула назад — подальше от опасного пламени.
— Тогда рассказывай, куда Сом делся, или живо в печку суну.
Кощей не шутил. В его взгляде читалась неподдельная готовность исполнить обещанное. Не дай ему, чего он желал, и все — конец. Мавка, видать, чуяла это не хуже меня, но правду говорить не спешила.
— Заждался я, красавица, — жених взял нагую девицу под локоть и потащил к печи.
— Да мы с ним просто позабавились пару ночек, он сам ко мне пришел! — затараторила мавка. — Места здесь глухие, мужиков нет, а тут такой красавец. Я даже на дно его не потащила, думала, еще придет, а он убег, поганец.
— Куда убег знаешь? — колдун остановился.
— Говорил что-то про город мастеровых, я и слушать не стала. Кинула чары, чтобы к себе привязать, да, похоже, не сработали они.
— Перевелась в Рускале нечисть опытная. — съязвил Соловей,— одни пройдохи кругом.
— Если бы не заклятье этого, — мавка зыркнула на Бессмертного, — потешила тебя, касатик. Может, снимешь чары, колдун? Я и тебя не обижу, — она игриво повела голым плечиком.
— Сейчас я тебя обижу, — зашипела я на бесстыдницу. — Убери ее отсюда, Кощей!
Дверь отворилась, от легкого взмаха руки суженного и мавку словно ветром сдуло на улицу. Камень с души просто. Пусть и нечисть озерная, а хороша, будто с картинки сошла: стройная, пышногрудая, лицом слащавая. Я собой не дурна, но до такой наружности мне, как до Кощеева царства задом пятиться.
— Взяла ночь испортила, — рассмеялся разбойник.
— Так сходи на озеро, тут недалече, — буркнула я.
— Нет уж, спасибо. Передумал.
Город мастеровых, о котором упомянула русалка, на самом краю Рускалы находится. Кузняградом народ его величает. Из небольшого села за века вырос и собрал под своими крышами лучших умельцев. Чтобы там поселиться, надобно дело свое краше других творить и крепче остальных любить работу. Сачкарей в Кузняграде не встретить, оттого и цены там с волчьими зубами.
Отправляться решили с рассветом. Дождь разгулялся. К вечеру и вовсе началась гроза. Ветер за окнами выл диким зверем. В такую непогоду только у печи сидеть: нос на улицу показывать не стоит, не то что в дорогу собираться.
Кощей долго вертелся у печки, сушил одежду. С нами даже разговора не заводил, только иногда на меня поглядывал. Развесила дорожные плащи по веревкам вдоль стен и уселась за стол. Есть расхотелось совсем. Накрытый стол обхаживал один Соловей.