Под отчаянные вопли стражников мы покидали двор государевых палат. Вслед свистели стрелы — больше всего боялась, что настигнут нас, но обошлось. Потап резко свернул к лесу, оставляя в стороне столицу. Мне пришлось крепче вцепиться в тугие складки на спине змея. Свист в ушах стоял неимоверный. Аспид старательно размахивал крыльями, набирая высоту, укрывая нас в небе от людских взглядов.
Вечерняя прохлада показалась детской забавой по сравнению с леденящим ветром на такой высоте. Внизу кроны деревьев ходили волнами, лес казался зелено-желтым океаном. Не околеть бы и не шлепнуться мешком оземь. Оставалось надеяться, что лететь нам недолго.
***
Еще перед входом в свою пещеру аспид позволил мне слезть с себя и обернулся человеком. Осторожно балансируя на каменном приступке скалы, старалась не глядеть в глубокую пропасть под ногами. Парнишка ухватил меня за запястье и, вздохнув, потянул внутрь.
В пещере пахло кашей и скандалом. Появлению любимого Несмеяна обрадовалась, но по-своему. Радость встречи отмечалась битьем глиняных горшков, летящих в сторону молодца, и отборной бранью, не подобающей чину царевны. Я тихонько пробралась к валуну у покатой стены, решив переждать страсти за ним.
— Ах ты, морда басурманская! — Глухой удар посуды о стену и топот Потапа доносились до моих ушей. — Убег без спросу, пропал без вести! А я тут должна без воды да на сквозняках тебя дожидаться!
Несмеяну знатно потряхивало от возмущения. Размахивая пухлыми ручками, девица гоняла аспида, как порося на выгуле — не на шутку разозлил Потап любимую. Хорошо бы в живых оставила.
— А ну сознавайся — в Первограде был?!
— Несмеянушка, милая,— виновник захлебывался словами,— был — каюсь!
— Вот я тебе сейчас устрою, околотень! Подогрею бока-то! — царевна вытащила из-под груды шкур добрую дубину. — Поди сюда, поди-и, — манила девица Потапа. — Почто меня дома оставил, а? Или неясно тебе сказано — сама пойду самозванцу голову править!
— Несмеяна, охолонись! —не выдержав брани, заступилась за друга. — Яр бы тебя на одну ладонь положил, другой прихлопнул.
Царевна растеряно замерла с дубиной в руках. Грустно выдохнув, опустила округлые плечи — грозное оружие брякнуло об пол. Потап издал стон облегчения и, утирая выступившую на лице испарину, уселся на гладкий камень.
— Здравствуй. Вася, — вспомнила Несмеяна.
— И тебе не хворать, царевна. — я раскинула руки и пошла ей навстречу.
Под наши с Несмеяной разговоры о смерти Гороха и судьбе Рускалы Потап живо принялся собирать на стол. В прошлом холостяцкое жилище аспида заметно преобразилось: появилась небольшая полукруглая глиняная печь
— пусть по-черному топится, но еды наварить и обогреться рядом хватит, каменный пол застелен шкурами медвежьими, даже что-то вроде кровати справили из бревен и соломы — такими же шкурами застелена. Стол, перед которым суетился аспид — валун стесанный — подходил к убранству пещеры. От старой жизни только стены, да горящие каменные чаши на них — гордость Потапа.
Разложив по тарелкам кашу, Потап подкинул на каждую по кусочку вяленого мяса и довольно заулыбался, глядя на любимую.
— Подлиза, — буркнула Несмеяна. — Добыл перстенек волшебный и убег невесть куда. — жаловалась мне девица. — Откуда знать, может, по бабам шастал? Пока я тут горем убитая по отцу слезы лью.
— Какие бабы?! — возмущался аспид. — Я же хотел разузнать все, чтобы решить, как дальше быть. А там, вон, Василиса... Кощея грохнули...
— Как?! — охнула девица, сложив руки на груди. — Он же бессмертный...
***
Ужин затянулся, как и мой рассказ. С голоду я приговорила три тарелки каши, в красках расписывая свои злоключения. Друзья только задумчиво молчали, лишь иногда переглядываясь.
— Горю твоему помочь можно, — дослушав, заключил аспид. — По земле дорогу в Кузняград отыскать непросто, а с неба — раз плюнуть. Перстень оттуда, — Потап погладил рыжий камень на пальце.
— Так и есть. — подхватила Несмеяна, — а что с Яром делать? Как его в Навь доставить? Если этот мерзавец умудрился Кощея со свету сжить, то и представить страшно, что с нами сотворить может.
— Сначала башмачки для Смерти справить надобно. — обрадовавшись первым за долгое время хорошим новостям, я подскочила из-за стола. — А дальше будем думать.
— И то верно, — согласился Потап. —Дело говоришь, цаца.
— Времени маловато, — вспомнив про срок, что обозначила смерть, я поникла.
— Ничего, — подбодрила царевна, — три головы, глядишь, сообразят. Если мы ирода этого в Навь отправим, освободится Рускала от его гнета.
— Царицей станешь, — конопатые щеки аспида расплылись в довольной улыбке.
— Поживем — увидим, — угрюмо отмахнулась девица. — Давайте-ка спать собираться. На рассвете понесешь нас в Кузняград, Потап.
Аспид пытался возразить любимой — мол, нечего жизнь будущей государыни опасности подвергать, просил дома остаться, да только царица будущая на дубину глянула — все просьбы вмиг оставил.
Для меня соорудили постель из шкур — вышло очень мягко, а главное — тепло. Укрывшись с головой, оставила нос снаружи и, наконец, начала по-настоящему согреваться. Сытый желудок и неимоверная усталость сделали свое дело — сон пришел быстро. Мягко касаясь головы, он лечил меня от душной боли, что ни на миг не покидала после смерти любимого.
***
Босыми ногами ступала по выжженной горячей траве. Остатки сухих стеблей с хрустом ломались, больно впиваясь в ступни. Засушенному полю, казалось, не было конца и края. Высоченное небо над головой, непривычно бледно-желтого цвета, испускало невозможно сильный жар. Будь я не во сне — сгорела бы, одним махом в головешку превратилась.
Мне чудились голоса людей, шум городских улиц. Готова поклясться, что кони цокали подковами совсем рядом, но глаза видели только пустошь. Вздрогнула от крика петуха и замерла. Нет здесь птицы — ни дикой, ни домашней. Ничего тут нет, кроме неба и земли. Стало жутко.
Продолжая путь, не знала толком, куда и зачем иду — ноги сами ступали. Звонким потоком в уши устремилось пение, сменив людской гам. Слов не смогла разобрать, но мотив мучил сердце. Так трогательно песня лилась, так складно голос молодецкий заходился в напеве. Слезы не успевали скатиться с ресниц, от жары высыхали прямо в глазах.
Резкий поток теплого воздуха толкнул в спину, распущенные волосы застелили лицо. Чуть не упав, расставила руки в стороны, удерживая равновесие. Нежданный рывок ветра унес прекрасное пение, оставив слуху глухую тишину.
Убрав налипшие на лицо волосы, углядела молодецкий силуэт впереди: мужчина сидел спиной ко мне прямо на земле, по иноземному скрестив ноги, он неспешно перебирал сверкавшие серебром нити.
— Кощей! — мой крик вышел из горла слабым шепотом.
Тяжело дыша от волнения, спешила к любимому. Ноги заплетались, я падала. Поднимаясь, чертыхалась про себя и снова резала густой жаркий воздух шагами.
— Присядь, — ровным голосом безо всякой радости предложил колдун, когда я добралась. Он не отрывал глаз от серебрящихся ниток. Пальцы суженого ловко отделяли одну от другой. Кощей перекладывал, сматывал, перевязывал — завораживающее занятие. Застыв идолом, не решалась сесть. — Присядь же, — повторил жених.
Опустившись на землю рядом с Кощеем, я кожей почувствовала мертвый холод, исходивший от него. Он стал другим. Нет, выглядел любимый по-прежнему — крепкая фигура, те же широкие плечи, серьезный взгляд медово-карих глаз... но что-то неуловимо изменилось. Появилась пугающая легкость в движениях рук
— не может такой у человека быть. Слова слетали с узких губ, что порхали. Обычно резкий, отчетливый говор Кощея теперь казался птичьей трелью.