— Кто там? — из бани высунулась кучерявая копна золотых волос.
Углядев нас с Потапом, Сом вышмыгнул из-за двери и бодро зашагал навстречу. Чеботарь оказался настоящим красавцем. Кто же знал, что дряхлый дед из лесного села в молодости щеголял широкими плечами да шевелюрой богатой?! Небось, девок теперь хороводами водит.
— Только собрался баньку справить, — широкой улыбкой встречал нас молодец. — Ну, не беда — покупателям всегда рад.
— Потолковать надобно. — аспид серьезно глянул на Сома.
Чеботарь даже попятился от сурового взгляда подростка. Улыбка быстро сменилась подозрительным взглядом, но любопытство взяло верх, и хозяин кивком указал на дверь избы.
В горнице царил знатный беспорядок — Сом, видимо, только готовился к работе. От многочисленных невыделанных шкур, разложенных по лавкам, рябило в глазах. Да и запах стоял особенный, на любителя. Будь я мастером сапожного дела — и дня не выдержала бы в таком духе. Расставленные по углам кадки с известью и золой подтвердили мои догадки — чеботарь только собрался приниматься за выделку.
— Присядем, что ли? — молодец смотрел исподлобья, сгребая с лавки ворох шкур.
— Вокруг да около ходить не стану, — я уселась на приготовленное место, — с просьбой мы к тебе, Сом. Был ты стариком дряхлым, стал молодцем добрым — за то благодари Кощея. Да только теперь ему самому помощь твоя нужна — не откажешь?
— Ты кто такая? — не скрывая удивления, чеботарь округлил зеленые глаза.
— Василиса, невеста Кощея.
Молодец сощурился, точно как в лесном селении, когда Кощей имя свое скрыть пытался. Он сосредоточенно вглядывался в мое новое лицо и, видать, прилично сомневался в правдивости слов. Природная чуйка на кривду молчала, а глаза Василису во мне не признавали.
— Не похожа ты на чернявую невесту Кощея: рыжая, лопоухая какая-то. Чем докажешь?
Пришлось в подробностях описывать Сому нашу встречу в его избушке. Молодец внимательно слушал, задавал вопросы и, получая правильные ответы, все больше убеждался — не вру. Рассказала и про башмачки для Смерти, ничего не утаив — доверять Сому боялась, но еще страшнее, что почует недоговорки и пошлет, откуда пришли.
— Плохо дело. — дослушав, заключил чеботарь. — У меня кож готовых нет. а сколько работа займет, сказать не могу. Много ли времени отмеряно?
— Немного, — Потап закатил глаза и принялся загибать пальцы, подсчитывая оставшиеся дни. — Дня четыре тебе на все про все, нам еще обернуться надобно.
— Совсем худо, — вздохнул молодец. — И мерок не снять. С какого края к работе подходить — в толк не возьму.
— Зря Яга говорила, что справишься. — буркнул Потап.
— Чего? — снова вытаращил глаза молодец.
— Ничего, — махнул рукой аспид, — не бери в голову.
— Неужели ошиблась бабушка?— я с сожалением прикусила губу.
Пока мы втроем задумчиво молчали, сотворив тяжелую тишину, грохнула дверь бани, и девичий голос звонко покатился по двору:
— Сомушка, ну где же ты, касатик мой?
Сомушка встрепенулся и живо дал деру из избы. Мы с Потапом переглянулись и, ведомые любопытством, поспешили за чеботарем.
Укутанная в льняной отрез ткани, болезной худобы девушка стояла на пороге бани и, подбоченившись, что-то недовольно высказывала Сому. Молодец слушал, не перечил, только под ноги понуро глядел. Честно признаться, неслабо удивилась, признав в девице ночницу. Днем эта нечисть появляться не должна — по природе своей не переносят солнечного света. А тут стоит себе, мужика отчитывает, волосенки черные по ветру развеваются.
— Ведьма! — злобно зашипела ночница, заметив меня.
Тяга чеботаря к нечисти просто не укладывалась в голове. Там, в лесном селе — мавка, здесь в городе мастеров
— ночница. Зря Кощей ему молодость вернул — так и помрет в расцвете сил под чарами такой вот голубушки.
— Чего вылупилась? — я ответила смелым взглядом. — Ведьму первый раз увидала?
— Твоих сестер столько передушила — не сосчитать. — с бахвальством заявила нечисть. — Поди-ка сюда, и тебе достанется, — поманив меня тонким пальчиком, девушка неприятно оскалилась.
Растерянно моргая, я набрала воздуха в грудь, чтобы ответить, но изо рта выходило только возмущенное бульканье. Растерянность понемногу перерастала в злость и я, оставив попытки говорить, крепко сжала кулаки. Припоминая, как без топора ломала осину у дороги, отправила всю силушку к горлу ночницы. Тотчас девушка скривилась в беспомощной гримасе. Прижимая хрупкие руки к глотке, она выкатила глаза и захрипела. Ух, получишь у меня, окаянная! Мысли подогревали колдовство, хватка крепчала. Нечисть неуклюже корячилась в попытках сопротивляться чарам, но все зря.
— Пощади! — не выдержал Сом мучений ночницы.
Завалившись на колени, молодец принялся бить лбом оземь и лепетать что-то не особо разборчивое, вроде Тишкиного «Не вели на кол!»
— Цаца, а нельзя ли потише? — зашептал Потап.
Чуть ослабила кулаки, чтобы ночница не так громко хрипела. Поразмыслив пару мгновений, разжала ладони и, не дотрагиваясь до нечисти, толкнула ее на дверь бани. Петли мерзко вякнули, девушка завалилась через порог, а я, не мешкая, ринулась следом.
— Что же, красавица, — переступила через кашляющую ночницу. — не счесть, сколько ведьм передушила, а со мной не управилась?
Тут же в баню заскочил Сом, а следом и Потап. Оба застыли, бегая взглядами от нечисти ко мне и обратно. Ночница только зло поглядывала по сторонам, приходя в себя после знатной трепки. Вовремя я сообразила, что она тикать собралась — тело девушки слабо мелькнуло туманом. Снова сжав кулак, ухватила ночницу за ногу колдовской силой и потянула на себя:
— Куда?! Прежде объясни, как тебе днем удалось в баньке попариться?
— Моя вина, моя! — с горечью ударил кулаком по молодецкой груди чеботарь. — Я ей обувку пошил — это из-за башмачков она на свету может...
Вот дела! Чуть не присела от удивления. Чеботарь-то наш не лыком шит — может, оказывается, когда хочет.
— Для меня работу справить не из чего, — поджав губы, я зарычала на парня, — а для этой... смастерил, да еще и волшебством сдобрил?!
— Случайно вышло, — каялся Сом. — я кусок кожи в той водице, что Кощей оставил, вымочил, а оно вон чего.
— Ты что, с собой ту воду в Кузняград припер? — оторопел Потап.
— Немного совсем, — шмыгнул носом чеботарь. — Там целая кадка была, жалко выливать — вот и взял с собой чуток.
— Чуток — это глотнуть, — поправила я, — а чтобы кусок кожи вымочить, вся кадка понадобится. Смотрю, Сом, мужик ты головастый, наперед думаешь.
— Виноват! Чего хочешь, сделаю, только девицу не убивай! — словно завороженный, умолял чеботарь.
— Эка его привязало к ней! — присвистнул аспид.
— Чтобы ты понимал, — не отрывая взгляда от ночницы, обратилась к Сому, — ты ей такой дар преподнес, что ни одной из их рода не снилось. Теперь можно средь бела дня являться в любой дом и душить детей сколько вздумается. Не ждут люди ночницу раньше заката и обереги не ставят. Ладно получается, да?
— Так я же для любви хотел...
— Сымай башмачки! — рявкнула нечисти, не обращая внимания на причитания чеботаря.
— Загубишь, загубишь! — Сом снова грохнулся на колени и ухватил меня за штанину. — Она на свету сгорит босая!
— Мешок тащи, — приказал Потап молодцу, глядя на душераздирающую картину.
Сом поменялся в лице, немного помешкав, вскочил с пола и резво побежал во двор. Ночница по-прежнему молчала и злобно зыркала на нас с Потапом. Нет у нее ни сердца, ни души, и любви нет. Придушит Сома, как развлекаться наскучит, тем и кончится. Жалко молодца, но сам долю выбрал.
Чеботарь вернулся быстро. Сжимая в руке здоровенный мешок, он с такой нежностью глядел на костлявую ночницу, что тошно делалось: