— Кто еще? — страх почти ощутимо сжал горло.
— Немир и дитя, — тяжесть во взгляде колдуна подлила масла в огонь,— мал совсем, года три от роду.
— Кощей, — тяжело дыша, ведьма возникла на пороге, — уведи мать отсюда, нельзя ей тут. Ночь скоро. Через улицу изба стоит с красными ставнями, на воротах три подковы висят — не перепутаешь. Там тетка ее живет. Отведи горемычную. Усыпи ее, что ли. У меня силы на исходе, как ребенок просыпается, и с нее дрема спадает. Если смерть за дитем придет, мать следом отправится.
— Вернусь мигом, потерпи. Ладно? — Колдун поцеловал мою руку и скрылся за порогом комнаты.
За стенкой стихло. Не знаю, как Кощею удалось вывести убитую горем мать из дома, но справился он быстро и без лишнего шума.
— Малуша, как там Немир? Как ребенок? — я окликнула собравшуюся уходить ведьму.
— Плохо, Вася. Как и ты.
— Да я ничего. Справлюсь.
— Боевая девка, — улыбнулась Малуша. — Дрему нашептать?
— Нет, я лучше так.
Тишина снова окутала избу ведьмы. Изредка слышались стоны Немира и глухой топот копыт Досады. Ребенок, видимо, уснул. Луна за окном то и дело натягивала на себя одеяло из туч. Тело по-прежнему оставалось горячим. Казалось, что вместо крови по жилам растекается огонь. Ломота и боль временами усиливались. Тогда крепче кусала подушку, не позволяя стонам рушить хрупкую тишину. Глаза предательски слипались между приступами боли. Устав бороться со сном, окунулась в дрему...
— Один сон на двоих, — Кощей сидел на берегу молочной реки, — как раньше. Забавно у нас с тобой это получается.
— Ты вернулся, — я ринулась к жениху.
— Конечно, а могло быть иначе? — Кощей встретил меня нежной улыбкой. — Вернулся, улегся рядом и крепко обнял, а еще нагло залез в твой сон. Ты не против?
— Не против чего? Объятий или сна на двоих?
— Не красней, Василиса Дивляновна, лишнего себе не позволю, — рассмеялся Кощей.
— Да уж...
Кисельный берег молочной реки мягко окутывал босые ноги. Колдун шел рядом, и на мгновение показалось — ничего плохого не случилось. Не было никакой жабы и хвори. Вот они мы — настоящие. Такие счастливые и безмятежные.
— Мне страшно. Очень страшно.— Я остановилась и прижала руку к груди жениха.
— Ничего не бойся, — объятья колдуна укутали покоем, — пока я рядом, нечего бояться.
— Именно это меня и пугает. Пообещай, что не сделаешь ничего, что может навредить тебе.
— Не могу, голубушка. Такого обещания ты от меня не получишь. — В груди Кощея гулко дернулось сердце одним ударом, и затихло. Руку на отсечение — это был стук живого сердца.— Мне пора, — колдун уверенно оттолкнул меня.
— Куда ты?
Образ жениха растаял на кончиках пальцев холодным туманом.
Проснуться не получалось долго. Слишком долго. Не сомневалась, что это дело рук Кощея. Без его ворожбы давно бы в Яви очутилась. Очередной рывок, наконец, увенчалась успехом. Так измучиться во сне — надо постараться.
Пасмурное утро заглядывало в спальню через пыльное стекло. Засохшие разводы от дождя еле пропускали и без того слабый свет. Жива. Кто же тогда, Матушка Сыра Земля, кто?
Попытки встать с кровати закончились провалом — я с глухим грохотом повалилась на пол. Ноги не держали. Боль ушла, как и чернеющие прожилки. Осталась только бесконечная слабость.
— Матушки, — Досада топала не хуже коня, спеша мне на помощь — ты цела?!
— Цела, только сил нет никаких.
— Не беда. Беда нас стороной обошла. Почти обошла, — замялась чертовка.
— Кого смерть забрала?
— Никого не забрала. Всех оставила, — Досада кряхтела, помогая подняться.
— Кощеевых рук дело?
— Его родимого, — кивнула подруга.
— Где он? — на мгновение сердце ушло вниз.
— С Малушей, повел Немира домой. Наш староста наотрез отказался отлеживаться тут, мол, дома и стены помогают. Все закончилось, Вась.
— Слава солнцу, — с облегчением облокотилась на подушку.
— Надо бы поесть. Я там похлебки наварила из рябчика. Будешь?
— Нет, спасибо. Что-то не хочется. Расскажи лучше, что ночью было. К кому смерть пришла?
— К ребенку пришла, — вздохнула Досада. — А уж что было — у жениха своего спрашивай. Как смерть на порог ступила, он ее чуть ли не за шкирку на улицу вытащил. О чем они там договаривались — одному небу известно.
Подруга заботливо приготовила чистую рубашку и сарафан и даже переодеться помогла. Настойчивости Досады можно позавидовать: пара нравоучений о вреде голода — и во рту разливается свежая похлебка. Не думала, что так голодна, пока есть не начала. После двух мисок мои силы решительно заявили — возвращению быть. Вдоволь насладившись сытой похлебкой, растянулась на лавке в горнице Малуши.
— Гляди, как тебе захорошело, — радовалась Досада, — покушала и на ноги встала.
— До горницы путь неблизкий, надо для потомков записать — великий подвиг.
— Ты все равно еще слаба, — подруга пропустила шутку мимо ушей, — пару седмиц погоди и как новенькая будешь. Травок тебе дам. Хороших.
Чертовка приготовилась продолжить речь о пользе целебных растений, но дверь избы тонко скрипнула, и на пороге возник Кощей.
— Засиделась я. Хорошо тут, а дома лучше.— Досада сделала изящный жест ручкой, мол, прощайте, и поспешила уйти.
Колдун сложил руки за спину и отчеканил каблуками остроносых сапог. Вид у него довольный, но в глазах читалась усталость.
— Ты похож на богатыря, который только что от чудища поганого столицу освободил. Не меньше! — пришлось сесть на лавке, чтобы лучше разглядеть довольного жениха.
— Шутишь, Василиса Дивляновна, это хорошо. Значит, на поправку идешь, — заулыбался Кощей.
— Чувствую себя хорошо, рада, что все живы. Но вот вопрос. — оставив шутливый тон, заглянула в глаза собеседника. — что ты со смертью такого сделал?
— Василиса, это мы обсуждать не станем, — ледяным голосом отрезал Кощей.
— Как это не станем?
— А вот так. Не станем, на том конец.
***
За две седмицы пролилось дождей столько, что, дурным делом, селяне подумали — смоет все к чертовой бабушке. Все, что жаба пеклом держала, пришло разом. Остатки скудного урожая утекли вместе с дождевыми водами. Немир решил закупать зерно да овощи — какой еще выход? У Кощея золота занял, повезли телеги в амбары и погреба запасы на зиму.
Жизнь понемногу возвращалась в привычное русло. Народ занимался своими делами, поддерживая тихую гладь ежедневных забот. Готовились люди встречать осень, а за ней зиму. С каждым днем силы возвращались в нашу землю, измученную жабьей хворью. И ко мне здоровье вернулось. О слабости уже и не вспомнить. Каждый вечер Кощей все чаще вспоминал дом. На мысли, что пришла пора покинуть Глухомань, душа грустью не отзывалась.
— Нет, эти книги в зеленый сундук надо. — выхватив у Кощея стопку рукописей, я поспешила убрать их куда положено, — нет порядка у вас мужиков.
— Душа моя, голубушка ненаглядная, я даже не знаю, может, сразу избу к нам во двор перенести, нет? — Кощей растерянно окинул взглядом дюжину уже упакованных сундуков.
— Зачем избу, давай всю Глухомань сразу. Будет с кем вечером за вышивкой поболтать.