Скоро царский прихвостень вместе с Досадой вышли из дома и захрустели по снегу. Молодец без умолку зло шутил над чертовкой, а та молчала. Кажется, тихонько всхлипывала, но парня это не останавливало.
Путь оказался долгим. Тело затекло и противно ныло, хотелось есть, пить, спать. Не приведи солнце уснуть по дороге. Просплю Первоград — и вынут меня вместе с поклажей. Что тогда скажу, чем оправдываться стану? Бросят в темницы или на месте казнят, не разбираясь. Горох может, с него что с гуся вода — государь.
Пуще остального боялась, что углядят меня, когда тикать придется — обошлось. Не знаю, сколько дней ехали, но тихонько подглядела — прибыли вечером. Сани бросили во дворе царских палат, а Досаду под шерстяные локотки потащили в главный терем.
Валенки ног не спасли. Без движения так перемерзла, что уже ступней не чувствовала. Меня колотил озноб. Пришлось ждать ночи и молиться всем богам, чтобы в санки раньше утра не полезли. Двор Гороха — место многолюдное. Даже вечером здесь прислужники сновали без устали.
Как только на Первоград опустилась густая тьма, а голоса прислужников стихли, осторожно выбралась из-под тряпок. Замерзшие ноги не слушались. Кляла эту затею и на четвереньках шаркала к крыльцу терема. Схоронюсь под лестницей, хоть ноги-руки разотру да подумаю, как дальше быть.
— Это что еще такое?
Девичий голосок заставил замереть. В глазах потемнело, сердце зашлось в бешеной пляске. Сжав зубы, неуклюже попятилась и наткнулась на преграду.
— Нищенка, ты что во дворе государя делаешь? — хозяйка голоса небрежно оттолкнула меня ногой.
Ну, хватит! Пусть лучше на месте казнят, чем так унижаться. Поднявшись, стряхнула снег с шубы и повернулась к обидчице.
— Василиса, ты тут как?
Передо мной стояла круглощекая Варенька. Девица сжимала в руках полные корзины с едой и выдыхала теплый пар в зимний воздух. На моем лице заиграла улыбка облегчения. Конечно, Варенька! Кому как не ей бродить заполночь по двору палат да пинать голодранок в старых шубах?! Вот это называется — свезло!
— Проведи меня в терем, — ухватив дочку трактирщика за локоть, зашептала я.
— Нельзя! Меня в темницы за такое кинут!
— Устроилась на кухню царскую, — я холодно кивнула на корзинки, — и позабыла, кому за то спасибо сказать надобно?
Варенька поджала губки и вдохнула. Окинув взглядом главный терем, дочь трактирщика с раздражением мотнула головой и прошипела:
— За мной иди, словно так и надо.
В полумраке коридоров главного терема от каждого шороха вздрагивала. По телу сотней иголок заплясало тепло, ноги начали отходить, но страх сковывал сердце. Варя твердым быстрым шагом шла мимо стражи. Молодцы переглядывались, указывая на меня, и, наконец, один из них не выдержал. Стражник встал на пути и недобро сощурился.
— Ну, чего тебе? — бойко вопросила Варенька.
— Кто такая с тобой? Что в царских палатах делает? — парень грозно ткнул в меня пальцем.
— Чернавка послов заморских. Еще утром прибыли, — девица и бровью не повела. — Или ты, голова дырявая, позабыл уже?
— Заморская девица? — ухмыльнулся стражник.
Я бы вполне сошла за иноземную служанку, привезенную для Гороха, но нелепая одежа портила всю сказку.
— Заморская. Дай пройти, — Варя, поставив корзинки, помахала пухлой ладошкой.
— Черна, словно смоль, похожа на чужестранку, но с виду наша нищенка. Остальные-то разодеты были, а эта… Странное дело, — недоверчивый тон молодца убивал во мне надежду.
— Сава, да чего ты привязался? — дочь трактирщика притопнула ножкой. — Иль ты шибко в заморских нарядах разбираешься?
— Нет, — стражник растерянно замотал головой.
— Вот и не стой на пути!
— А куда ты ее?
— Ох, лешего тебе под шапку, Сава, — вздохнула девица. — Не видишь, корзины мне нести помогает, — косой взгляд Вареньки — и я ухватилась за одну из стоящих на полу корзинок.
— По-нашему понимает? — молодец выдал ядовитую улыбку.
— Ни слова не понимает. Дорогу дай уже.
Отпихнув стражника, Варя продолжила путь, а я за ней. Кажется, слышала, как ее сердце вместе с моим быстро-быстро бьется.
— Чуть не попались, — шептала девица. — Такой любопытный этот Сава. Вечно нос сует.
— Служба у него такая, — зачем-то оправдывала я охранника.
Коридоры закончились лестницей, ведущей вниз. Варенька поднатужилась и, подняв корзинку повыше, принялась спускаться. Поворот ключа в замке, и из распахнутой двери кладовой понесло сыростью и луком. Я прищелкнула пальцами, воспламеняя факелы на стенах.
— Зачем в палаты царские пришла? — вынимая снедь из корзин, поглядывала на меня Варя.
— Сюда привезли чертовку, — принялась помогать девице, — она гадалка. Нужно разведать, где ее разместили, и зачем Гороху понадобилась.
— Ну уж дудки! — Варенька вырвала у меня из рук свиное копыто. — Гостью непрошенную провела, так еще и нос в государевы дела совать?
— Варя, помоги! — я уцепилась в свиную ножку. — Мне некого больше просить, а дело важное. Очень важное.
— Ох, ты меня точно до темниц доведешь под белы рученьки, — с раздражением она снова отобрала копыто. — Я ведь не шут царский, подле государя целыми днями не сижу. Василиса, я на кухне работаю и вот, в кладовой еще бываю.
— Никакой возможности нет узнать?
— Связалась на свою голову. Ладно, попрошу кое-кого, авось выведают. Ты до утра тут сиди. Ключ только у меня есть, так что шибко не бойся, но и не шуми. Поняла?
— Поняла, Варенька. Поняла! — ликовала, пусть и шепотом.
Глава 7
В погребе, где нет окон, сложно уследить за временем, но так просто запустить руку в бочку с солеными огурцами. Совесть слегка кусала за пятку, пока ладонь зачерпывала горсть заморских орехов. Не сносить мне головы, коли узнает государь, что селянка неотесанная вина из его личных запасов пригубила да икрой осетровой закусила.
Голодным зверем прошлась по погребу, всего понемногу отведала. Живот довольно заурчал, тело окончательно отошло от мороза, а веки налились усталостью. Сырость и прохлада показались натопленной избой после тяжелой дороги. Расстелив шубейку на бочках, укрылась краем и тут же задремала.
В сон проваливалась, будто в яму. Передо мной мелькали оскалы волкодлаков, пальцы вместо лохматых шей хищной нечисти беспомощно цепляли воздух. Мавки тащили под воду, хватая за ноги скользкими ладонями. Их песни обещали беззаботную жизнь, полную покоя и любви добрых молодцев. Почти согласившись, позволяла смерти заполнить грудь, но сердце выталкивало ледяную тишь, заставляло кровь закипать от страха.
Среди этого мракобесия болталась моя душа, не зная, как завершить страдания. Видала, как хвосты чьих-то снов мелькают в сером океане вечности. Они манили отправиться с ними туда, где любая мечта может обратиться былью. Сновидения рассыпались звонким смехом, растворялись туманом, принимая человеческие образы.
В одном из них привиделся Кощей. Медово-карие глаза забирали тревоги. Теплый ветер с запахом прелых трав закружил в плавном танце. Руки колдуна сверкнули перстнями и легли на мою талию.
— Не бойся, ведьма. Ничего не бойся, — губы Кощея оставались неподвижными, а голос звучал все яснее.
Спасительная ниточка уводила из бездны сновидений — не отпущу. Пальцы сжались на крепких плечах Бессмертного, соскальзывая по атласной ткани рубахи. Мгновение — и тугие объятия заставили сердце остановиться. Дыхание колдуна согревало макушку. Чувствовала, как время меняет ход, а серое море снов тает, меняясь на густую зелень. В нос ринулись ароматы летнего леса. Сомкнув веки, поддалась круговороту, оставляя тревоги.
Неожиданное уханье филина заставило очнуться. Распахнув глаза, обнаружила себя на ночной поляне у искрящегося костра в объятиях Кощея Бессмертного.