— Чудно выходит, — недоверчиво сощурилась я.
— Василиса, помоги. Помоги, родненькая! — она ухватила прохладными руками мои плечи. — Нельзя мне в таком виде перед сватами, перед женихом. Братец тебе денег хороших заплатит.
В глазах девушки мелькнули черные точки — едва заметные, мелкие — и тут же пропали. Выдернулась из ее хватки и шагнула назад. Ох, не к добру!
— Говоришь, видала домовенка? — потирая плечи, старалась избавиться от ощущения холода после пальцев Любавы.
— Едва ли видала, — растерялась девица. — Только кто же еще в избе за печку прятаться вздумает?
Добрая дюжина мурашек пробежала по рукам. Подойдя к девушке, глубоко вдохнула. Тоненький, слабый — запах настоящего колдовства. Домовые чары после себя не оставляют, а вот серьезное волшебство всегда пахнет особенно. Запах не бил в нос с порога, его перебивал резкий деготь. Точки в глазах…
— Одевайся, — скомандовала я, вытаскивая валенки из-под лавки.
— Это куда мы? — Любава не растерялась и принялась заматывать голову платком.
— К тебе пойдем. Поглядим, кто за печкой прячется.
Изба гостьи оказалась совсем рядом с нашей — через пару дворов. Уже перед порогом я почуяла неладное. В такой мороз дверь дома приоткрыта, изнутри бедой так и веяло.
— Мне страшно, — шепотом выдала Любава, застыв на крыльце.
— Мне тоже, — ободрить девушку нечем, у самой ноги того и гляди подкосятся.
— Давай не пойдем?
— Ты, ежели хочешь, тут обожди, — отодвинув девицу, вошла.
В остывшей горнице стояла нехорошая тишина. Не такая, что обычно встречает хозяев, а тревожная, она почти звоном отдавала в ушах. Не разуваясь, зашагала к углу с печкой.
— Погоди, Василиса, — голос Любавы задрожал за спиной. — Малушу позвать надо бы.
— Иди, позови, — не оборачиваясь, согласилась я.
— А ты?
— Здесь побуду, — затылком почувствовала, какое облегчение испытала девушка, порхнув за порог.
Что же за зверь ты? Я осторожно вглядывалась в темный проем между бревенчатым срубом и печной стенкой. Там точно сидела какая-то погань. Запах колдовства щекотал ноздри до слез. Нос шибко зачесался, и я расчихалась. Нечисть зашуршала, заскребла по дереву. Сделалось совсем нехорошо. Может, когтями, а может, и зубами…
В голове вертелся десяток догадок, все что угодно в избу из леса забрести может. Зельного круга над Глухоманью не стоит. Малуша говорила, мол, пустая трата силы колдовской, село надежно спрятано. Так то оно так… От глаз человеческих сокрыто, а от нечистой силы лесной — нет. Не простая тварь здесь притаилась. Обыкновенная нечисть так не смердит.
Соваться за печку в одиночестве не решалась, а Любава с Малушей ко мне на помощь, видать, не слишком-то спешили. Нараставшее клокотание нечисти отчетливо давало понять — тикай, Василиса Дивляновна, так, чтобы валенки мелькали, но я застыла от страха. Не в силах сдвинуться с места, понимала — беда.
Из темного угла с визгом вымахнула тварь размером с локоть. Разглядеть не успела. Нечисть полоснула по лицу лапой. Щека занемела. Почувствовала, как теплая кровь спускается по скуле за ворот шубы. Голова шла кругом, ноги отпустило от оцепенения. Сделав несколько шагов назад, я повалилась. Глухая боль от встречи затылка с полом, туман перед глазами и булькавшее рычание нечисти. Погань ходила вокруг меня медленно, словно раздумывая, когда совершить следующий прыжок и прикончить. Жутко даже думать, не то что шевелиться. Будто с диким зверем повстречалась: одно неловкое движение, один неуклюжий жест — и конец. Горница кружилась, перед глазами стоял туман.
Сквозь мутную пелену разглядела мужицкие ноги в валенках. Знакомая рука резко сгребла ощетинившуюся нечисть. С трудом повернувшись, увидала Ярку. Друг сжимал в кулаке шею гадины, на кончиках пальцев другой руки рождался морный шар. Матушки-батюшки! Он и морный шар вертеть научился? Колдовское оружие скользнуло в извивавшуюся нечисть и исчезло вместе с жизнью твари.
— Ты как здесь? — я попыталась подняться и почувствовала, как ладонь угодила в липкую лужу крови.
Ярушка не ответил. Поднял меня на руки и бросился из избы на улицу. От тряски сделалось совсем худо. Голова запрокинулась, почувствовала, как Явь уплывает от меня.
— Малушу позовите! — срывал голос друг.
Очнулась у нас дома на кровати. Рядом хлопотала Малуша. Заметив, что я открыла глаза, слегка улыбнулась и приложила палец к губам, мол, не разговаривай.
— Что случилось? — резкая боль из щеки ушла в голову, я замычала.
— Помолчи ты, — нахмурилась Малуша. — Сейчас намажу, тогда и поговорим.
Она щедро накладывала на рану сильно пахнущее снадобье. Скоро боль поутихла. По лицу растекался приятный холод.
— Ежели полегчало, рассказывай, как в избе Соловья-разбойника очутилась?
— Какого разбойника? Меня туда Любава привела.
— Любава? — ведьма округлила глаза. — Это что за вести такие? Нет у нас никакой Любавы и отродясь не было.
— Утром ко мне девица пришла. Волос дегтем да смолой перемазан. Говорила — домовой напакостил, а ты ее ко мне отправила.
— Так, значит, — лицо Малуши вмиг сделалось серым, что грозовая туча, — пойду, гляну, что за гадину Яр прикончил, опосля разберемся.
Повернувшись вслед уходящей ведьме, увидала Ярку, сидевшего на сундуке.
— Ох, напугал, — опустив голову на подушку, от неожиданности выдохнула.
— Ты меня все одно больше напугала, — мрачно заявил друг. — Зачем ты в тот дом пошла?
— Говорю же, девица утром приходила…
— Это я слыхал, — оборвал Яр. — Неужто нельзя нос куда попало не совать, а? Вась?
— Ругать меня вздумал? Лучше расскажи, зачем утаил, что морные шары вертеть умеешь?
Ярка опустил глаза и замолчал. Он глядел на огромные, чуть подрагивавшие ладони, перебирал пальцами, сжимая кулаки.
— Сам не ведаю, — едва слышно начал кузнец. — Живот от голода свело, думал поесть, ну и домой пошел. Тут из избы соседней колдовской дух и рычание. Я туда, а там ты на полу в крови, и дрянь эта вокруг ходит, зубами скрипит. Ну… само оно как-то случилось.
— Голыми руками ворона горящего победил, запах чародейский учуял, морным шаром в нечисть… Пора бы за грамотой в Первоград ехать.
— Ты мне сердце не рви, — ударив кулаком в стену, друг вышел из комнаты.
Да что со мной приключилось? На глазах выступили горячие слезы. Вместо «спасибо» милому чуть не кипятка в лицо плеснула. Шмыгая носом, старалась унять сердце. Неспокойно мне с самого приезда в Глухомань. Боюсь, что Ярушка снова меня оставит. Не ровен час, вспыхнет душа тягой к чародейству, и уйдет он искать мечту. Как увидала тогда его бой с вороном, так и поняла — есть в нем талант, только спрятан глубоко.
— Яр! — слышала, как кузнец подкидывает дров в печь.
— Чего?! — отозвался друг.
— Поди сюда!
— Ну? — он заглянул в комнату.
— Погляди, книга на месте? В сундуке сумка.
— На месте. Проверяли уже, — друг собрался вернуться в горницу.
— Стой! — утерев слезы, присела на мягкой перине. — Прости, не со зла я. Боюсь, уйдешь из Глухомани счастье искать.
— Нашел уже, — немного подумав, буркнул Яр.
Хлопнула дверь, и за спиной друга появилась Малуша. Раскрасневшаяся от холода, она тяжело дышала и держалась за грудь.
— Охотника прибил, — ведьма одобрительно хлопнула Ярку по плечу. — Чем ты его?
— Шаром морным.
— Хорош у нас кузнец, — выдала Малуша. — И подковы, и шары морные может. Ладно, — она утерла потекший от тепла нос, — надо обойти избы, проверить — нет ли других. Со мной пойдешь, собирайся живенько.
Об охотниках знала мало, но даже моих знаний хватило, чтобы сердце в пятки ушло. Эту нечисть делают чародеи из чего угодно, хоть из кикиморы, хоть из самого черта. После затейливых заклинаний появляется опасная тварь, готовая переплыть моря-океаны, пройти дремучие леса, перелезть самые крутые скалы лишь бы выполнить приказ хозяина.
— Малуша, это из-за книги, да? — голос задрожал, сделалось жутко.