— Чертей на болоте перепугаешь, — во двор вошла Досада и, не дожидаясь приглашения, прошла мимо меня в избу.
Реветь перехотелось махом. Чего чертовке у меня понадобилось? В гости чай не звала ее, вышивкой вечерней заняться не предлагала. Без году седмица как гадалка в Глухомани жила, на лавке в доме Малуши спала, но чувствовала себя в селе, что дома. Я скорее поднялась, рукавом глаза утерла и, шмыгая носом, шагнула через порог. Досада резво сновала по горнице, только доски под копытами скрипеть успевали: со стола прибрала, мешочек с травками открыла и ну корешки да листики перебирать. Я открыла рот, чтобы сделать замечание чертовке, но та, словно почуяв мое настроение, заявила:
— Для тебя стараюсь. Сейчас сон-траву заварю, и до утра о печалях забудешь.
Вот спасибо, добрая нечисть, как без твоей заботы жила — представить страшно… Злость душу терзала, тоска в ушах звенела — вдруг поняла, что не в Досаде дело. Рогатая девица и впрямь расстараться решила, а мне обиду выплеснуть хотелось, душу отвести. Выплакаться не вышло, теперь кручина другой выход найти вздумала. Совладав с собой, сняла кружку с полки и протянула чертовке.
— Водица в кадке, печь не топлена, — уселась за стол да рукой щеку подперла.
— Это мы мигом исправим, — задорно улыбнулась нечисть, оголив острые клыки. — Шепотком подсобишь?
— Не колдуется что-то, — вздохнула я. — Слушай, а может, ну ее, сон-траву эту?
— Тебе польза, — чертовка с усилием разминала в ступке будущее зелье, — а мне наука. Я ведь с гаданием завязала и Малушу упросила мастерству травницы меня обучить.
— Завязала? — задумчиво глянула на Досаду. — Развяжи на чуток.
— Не проси, — нахмурилась рогатая нечисть. — Одни беды от моих предсказаний, да и кости вороньи сгинули…
Она хотела еще что-то молвить, но я уже кинулась к сундуку за печкой. В потемках не сразу отыскала нужный мешочек, а когда, наконец, нашла, чуть не взвизгнула от радости. Вот он! Драгоценный!
— Это что такое? — прижимала пальчик к носу, чтобы не расчихаться от пыли, Досада недоверчиво глянула на мою находку.
— Так кости же! Вороньи…
— Ой ты матушки, — почти шепотом выдала нечисть, — зачем они тебе?
— Как же? В огороде закопай, и никакая птица ростки не испортит, зернышка не найдет.
— Будет тебе с такой надежей на меня глядеть, — она не приняла у меня из рук кулек. — Сказала — завязала, значит, завязала.
Чертовка продолжила разминать сон-траву, ни на мгновение не сомневаясь в твердости решения, но мое желание от того только крепче сделалось. Достала из потаенных местечек нехитрые вещицы сердцу дорогие да перед ней на столе разложила:
— Вот! Хочешь — бусы бери, хочешь — платки… Есть деньжат немного. Сейчас! — бросилась в комнату, чтобы кошелек принести, но девица с копытами ухватила меня за запястье.
— Неужто так сильно о будущем знать хочешь? — в глазах чертовки блеснули искорки.
— О Ярке спросить хочу…
— Я тебе и без костей поведаю, что с такими лиходеями, как Яр, связываться не стоит, — она выпустила мою руку и отвернулась. — Забудь этого молодца и благодари долю, что вас разлучила.
— Люб он мне, — снова в глазах слезы собрались. — Коли любила когда — поймешь, а коли не любила — и толки разводить нечего.
Досада немного подумала, а затем обернулась и молча взяла мешочек с вороньими костями. Она лихо отобрала те, что пригодятся для гадания, и указала взглядом на дверь. Ой, и страшно мне сделалось, будто гадалка меня в Навь позвала, а не из дома во двор выйти.
На улице почти стемнело — Глухомань засыпала, и даже дворовые псы не думали устраивать перепалку с лесной нечистью. Хороший нынче вечерок — тихий, спокойный, но на сердце у меня покоя не случилось. Чертовка завела в баню, попросила сотворить лучины с долгим огнем и принялась готовиться. Диво, что творила гадалка — хвостом с кисточкой полы мела, воду под порог из кадки вылила, все ходила по баньке, по углам с пауками шепталась, а я на лавку уселась, позабыв от страха, как речи молвить. Вроде ничего жуткого не приключилось, а сердечко в груди пташкой трепыхалось, все выскочить норовило.
— Дверь плотней прикрой да обувку скинь, — скомандовала Досада.
Послушалась гадалку — сапоги у порога оставила, под дверь платок бросила и потянула на себя со всей силой. Только обернулась к Досаде, сердце в пятки ушло. Почернели глаза чертовки, что ночное небо сделались. Кажется, даже звездочки увидать успела, пока не зажмурилась. Там, на опушке Темного леса, когда она мне погадать собиралась, ничего такого не происходило, а нынче гадалка к делу подошла серьезно.
— Чего жмешься к стенке? — в голосе нечисти играла ухмылка. — Ответов на свои вопросы бойся — не меня.
Сделав пару шагов навстречу Досаде, поняла — знать, что с Яром станет, хочу больше, чем боюсь гадания. Встретились наши с чертовкой взгляды, замерла кровь в жилах, и полетели вороньи кости на пол из рук чертовки.
— Знает ветер, знает птица, вижу все — и Явь, и Навь… — гадалка обходила меня кругом. — Дать ответы для девицы, что хотела дюже знать…
Досада замолчала. Она еще долго ходила кругами по бане, что-то выведывала у пауков, хмурилась и мотала рогатой головой. У меня в горле пересохло, пошевелиться боялась — так и стояла идолом, пока она гуляла.
— Вижу черную душу Яра, что тебя сейчас, — наконец, начала гадалка, — позабыл он, что любить умел, позабыл и тебя, Василиса Дивляновна. От такого лихого зла крутых бед ожидать можно.
— Встретимся? — занемевший язык еле ворочался во рту.
— Встретитесь, лучше бы не встречались…
— Что так?
— Смерть за тобой ходит, краса-дивица. Понравилась ты ей, а Яр твой ей только в помощники годится… Погоди-ка, — она поддела воронью косточку копытом. — А ведь тут не только о Яре речи вести можно. Есть сила темная, с душой чистой…
— Чего сказала? — скривилась от мудреных речей гадалки.
— Рускальским языком говорю тебе — сила темная, душа светлая, — повторила Досада. — Мужик. Суженый твой.
— Не до женихов.
— Тебя спросить забыли.
Только вымолвила гадалка предсказание, задрожали стены бани, заскрипели бревна, затанцевали. Уханье банников в ушах эхом осталось, а Досада, что болезная затряслась, на пол рухнула.
— Вижу, корону наденешь, — она выбрасывала слова криком, черные глаза побелели, туманом заиграли. — Трон вижу, тебя в злате, серебре да в жемчугах…
Больше чертовка ничего не сказала — забилась в агонии, на лбу пот проступил. Испугалась я пуще прежнего, что делать не знала. Спасибо банной нечисти — нашептали дедушки, мол, дверь открой и все успокоится. Кинулась к порогу, а сил-то от страха нет, еле справилась. В баню ринулся вечерний ветерок, лучины погасли, и чертовка мигом успокоилась. Она уселась на полу и растерянно поглядела на меня зелеными глазами.
— Ерунду нагадала, — опустилась с ней рядом да за руку взяла.
— Я нагадала? — бровки Досады взмыли вверх.
— А кто еще? Говорила, что смерть за мной охоту ведет, Яр про меня позабыл, а мне другой суженый наречен и что царицей стану сказала…
— Глупости какие, — рогатая нечисть сморщила пятачок. — Я с гаданиями завязала, да и кости сгинули.
Я щелкнула пальцами, лучины вспыхнули игривыми огоньками. Батюшки! На полу ни одной косточки, словно и не было никакого гадания. Неужто почудилось?