А мимо дуба шел дикий, лесной кот. Услыхал кот, как совята пищат, залез в дупло и поел их — всех семь.
Наевшись, тут же, в теплом гнезде, свернулся и заснул.
Прилетела сова, глянула круглыми глазами, видит — кот спит. Все поняла.
— Котик лесной, — запела сова сладким голосом, — пусти переночевать, студено в лесу-то.
Кот спросонок не разобрал и пустил сову. Легли они в дупле рядышком. Сова и говорит:
— Отчего, у тебя, кот, усы в крови?
— Ушибся, кума, рану лизал.
— А отчего у тебя, кот, рыльце в пуху?
— Сокол меня трепал, насилу ушел я от него.
— А от чего у тебя, кот, глаза горят?
Обняла сова кота лапами и выпила глаза его. Клюв о шерсть вытерла и закричала:
МУДРЕЦ
По зеленой траве-мураве ходят куры, на колесе белый петух стоит и думает: пойдет дождь или не пойдет?
Склонив голову, одним глазом на тучу посмотрит и опять думает.
Чешется о забор свинья.
— Черт знает, — ворчит свинья, — сегодня арбузные корки опять отдали корове.
— Мы всегда довольны! — хором сказали куры.
— Дуры! — хрюкнула свинья. — Сегодня я слышала, как божилась хозяйка накормить гостей курятиной.
— Как, как, как, как, что такое? — затараторили куры.
— Поотвертят вам головы — вот и «как что такое», — проворчала свинья и легла в лужу.
Сверху вниз задумчиво посмотрел петух и молвил:
— Куры, не бойтесь, от судьбы не уйдешь. А я думаю, что дождь будет. Как вы, свинья?
— А мне все равно.
— Боже мой, — заговорили куры, — вы, петух, предаетесь праздным разговорам, а между тем из нас могут сварить суп.
Петуха это насмешило, он хлопнул крыльями и кукарекнул.
— Меня, петуха, в суп — никогда!
Куры волновались. В это время на порог избы вышла с огромным ножом хозяйка и сказала:
— Все равно, — он старый, его и сварим.
И пошла к петуху. Петух взглянул на нее, но гордо продолжал стоять на колесе.
Но хозяйка подходила, протянула руку… Тогда почувствовал он зуд в ногах и побежал очень шибко: чем дальше, тем шибче.
Куры разлетелись, а свинья притворилась спящей.
«Пойдет дождь или не пойдет?» — думал петух, когда его, пойманного, несли на порог, чтобы рубить голову.
И, как жил он, так и умер, — мудрецом.
ГУСАК
Идут с речки по мерзлой траве белые гуси, впереди злой гусак шею вытягивает, шипит:
— Попадись мне кто, — защиплю.
Вдруг низко пролетела лохматая галка и крикнула:
— Что, поплавали! Вода-то замерзла.
— Шушура! — шипит гусак.
За гусаком переваливаются гусенята, а позади — старая гусыня. Гусыне хочется снести яйцо, и она уныло думает: «Куда мне, на зиму глядя, яйцо нести?»
А гусенята вправо шейки нагнут и пощиплют щавель и влево шейки нагнут и пощиплют.
Лохматая галка боком по траве назад летит, кричит:
— Уходите, гуси, скорей, у погребицы ножи точат, свиней колют и до вас, гусей, доберутся.
Гусак на лету, с шипом, выхватил галке перо из хвоста, а гусыня расколыхалась:
— Вертихвостка, орешь — детей моих пугаешь.
— Щавель, щавель, — шепчут гусенята, — померз, померз.
Миновали гуси плотину, идут мимо сада, и вдруг по дороге им навстречу бежит голая свинья, ушами трясет, а за ней бежит работник, засучивает рукава.
Наловчился работник, ухватил свинью за задние ноги и поволок по мерзлым кочкам. А гусак работника за икры с вывертом, шипом щипал, хватом хватал.
Гусенята отбежали, смотрят, нагнув головы. Гусыня, охая, засеменила к мерзлому болоту.
— Го, го, — закричал гусак, — все за мной!
И помчались гуси полулетом на двор. На птичьем дворе стряпуха точила ножи, гусак к корыту подбежал, отогнал кур да уток, сам наелся, детей накормил и, зайдя сзади, ущипнул стряпуху.
— Ах, ты! — ахнула стряпуха, а гусак отбежал и закричал:
— Гуси, утки, куры, все за мной!
Взбежал гусак на пригорок, белым крылом махнул и крикнул:
— Птицы, все, сколько ни есть, летим за море! Летим!
— Под облака! — закричали гусенята.
— Высоко, высоко! — кокали куры.
Подул ветерок. Гусак посмотрел на тучку, разбежался и полетел.
За ним прыгнули гусенята и тут же попадали — уж очень зобы понабили. Индюк замотал сизым носом, куры со страху разбежались, утки, приседая, крякали, а гусыня расстроилась, расплакалась — вся вспухла.
— Как же я, как же я с яйцом полечу!
Подбежала стряпуха, погнала птиц на двор. А гусак долетел до облака. Мимо треугольником дикие гуси плыли. Взяли дикие гуси гусака с собой за море. И гусак кричал:
— Гу-уси, куры, утки, не поминайте ли-ихом…
ГРИБЫ
Братца звали Иван, а сестрицу — Косичка. Мамка была у них сердитая: посадит на лавку и велит молчать. Сидеть скучно, мухи кусаются или Косичка щипнет — и пошла возня, а мамка рубашонку задернет да — шлеп…
В лес бы уйти, там хоть на голове ходи — никто слова не скажет…
Подумали об этом Иван да Косичка да в темный лес и удрали.
Бегают, на деревья лазают, кувыркаются в траве, — никогда визга такого в лесу не было слышно.
К полудню ребятишки угомонились, устали, захотели есть.
— Поесть бы, — захныкала Косичка.
Иван начал живот чесать — догадываться.
— Мы гриб найдем и съедим, — сказал Иван. — Пойдем, не хнычь.
Нашли они под дубом боровика и только сорвать его нацелились. Косичка зашептала:
— А может, грибу больно, если его есть?
Иван стал думать. И спрашивает:
— Боровик, а боровик, тебе больно, если тебя есть?
Отвечает боровик хрипучим голосом:
— Больно.
Пошли Иван да Косичка под березу, где рос подберезовик, и спрашивают у него:
— А тебе, подберезовик, если тебя есть, больно?
— Ужасно больно, — отвечает подберезовик.
Спросили Иван да Косичка под осиной подосинника, под сосной — белого, на лугу — рыжика, груздя сухого да груздя мокрого, синявку-малявку, опенку тощую, масленника, лисичку и сыроежку.
— Больно, больно, — пищат грибы.
А груздь мокрый даже губами зашлепал:
— Што вы ко мне приштали, ну ваш к лешему…
— Ну, — говорит Иван, — у меня живот подвело.
А Косичка дала реву. Вдруг из-под прелых листьев вылезает красный гриб, словно мукой сладкой обсыпан — плотный, красивый.
Ахнули Иван да Косичка:
— Миленький гриб, можно тебя съесть?
— Можно, детки, можно, с удовольствием, — приятным голосом отвечает им красный гриб, так сам в рот и лезет.
Присели над ним Иван да Косичка и только разинули рты, — вдруг откуда ни возьмись налетают грибы: боровик и подберезовик, подосинник и белый, опенка тощая и синявка-малявка, мокрый груздь да груздь сухой, масленник, лисички и сыроежки, и давай красного гриба колотить — колошматить:
— Ах ты, яд, Мухомор, чтобы тебе лопнуть, ребятишек травить удумал…
С Мухомора только мука летит.
— Посмеяться я хотел, — вопит Мухомор…
— Мы тебе посмеемся! — кричат грибы и так навалились, что осталось от Мухомора мокрое место — лопнул.
И где мокро осталось, там даже трава завяла с мухоморьего яда…
— Ну, теперь, ребятишки, раскройте рты по-настоящему, — сказали грибы.
И все грибы до единого к Ивану да Косичке, один за другим, скок в рот — и проглотились.
Наелись до отвалу Иван да Косичка и тут же заснули.
А к вечеру прибежал заяц и повел ребятишек домой. Увидела мамка Ивана да Косичку, обрадовалась, всего по одному шлепку отпустила, да и то любя, а зайцу дала капустный лист: