Драконы по осени
Чешуя у драконов бывает разной: розовой и зелёной, красной и черешневой, грозовой и серебристой. Но, когда дракон линяет, любая чешуя, касаясь земли, становится золотой. В некоторых странах пору, когда драконы, линяя, пролетают над землёй, называют осенью.
В этом году осень выдалась щедрой и густой: листьев лежит столько, что они хрустят, словно недоспелые яблоки под ногами. Все газоны и клумбы, тропинки и дорожки усыпаны золотистой чешуёй так, что пружинит нога. По краям грустят цветные, переливчатые акации: от свежего зелёного к октябрьской желтизне. Дрожат красные барбарисовые листья маленьких кустов, вытянутых, как солдатики, натыканных вдоль тротуаров. Коричневатая листва у обочин – как блестяшки после праздника.
Раным-рано в такую пору – первые утренники, серебряные морозы.
Зрелым утром – холодное и высокое, чистое, прозрачное голубое небо, а под этим куполом – золотой калейдоскоп листьев на чёрных ветках; даже грязь – и та как пенка на капучино.
В обед – полуденное тепло. Даже жарко, даже удивительно: осень?..
Солнце к вечеру – и целые полки крон с высоты: рыжие и зелёные,
аккуратные, словно вычерченные по циркулю.
На закате слабо-розовые, разбавленной краски, облака в сетке тонких веток, почти как весной. В это время все деревья как ивы – тонкие, тягучие и плавные, стелются и гнутся по ветру. В слабо-розовом, тоскливо-радостном небе тянутся стаи драконов.
А по вечерам, под первые сумерки, так теплы и ярки огни кофеен. Уличные столики уже холодны (им в сердцевине осени место только в каком-нибудь тёплом Вильнюсе), а кофейни светятся карамельным, золотистым маревом. Самая пора для чашечек латте с нарисованными колосьями, или рафа с пышной пряной шапкой, или простого чёрного под густыми сладкими сливками.
Но когда сумерки уже не акварель индиго, а самые настоящие чернила –
пора в дом. Хорошо, когда он есть, когда светится, не карамельно, а тише, медленней, спокойней. Светится чистотой и ожиданием.
Глядишь в окно - драконы летят.
Гномка
Поставила корзину около пня и села рядышком. Насвистывает тихонько, как ветер. Дождь накрапывает. По краям поляны тянутся в тучи деревья: нежные берёзки, ольха невысокая, малинник. А позади них – тёмные ели. В лапах трещат белки: бегают вверх- вниз, скачут по стволам, глазеют ежевичинами глаз, водят носами - бусинами.
Ветер крепчает, приносит тяжёлые капли, крупней и крупней. Вздыхает лес. А корзинка пуста и пуста. Что ж такое?
Уже и задрёмывать начала. Как вдруг – дёргает кто-то за подол. Дёрг-дёрг. Встрепенулась, оглянулась по сторонам, глядь на пень – ни корзины, ни свёртка промасленного с пирожками, ни пригоршни ягод. Зато рядом ма-асенький, по пояс в мокрой траве, голову задрав, стоит. Смотрит на неё, по-котячьи глаза сузив. В ботиночках жёлтеньких, мягоньких, в полосатой шапочке-колпачке, в плащике-по-грибы-ходить. Носик-пуговка и кудряшки из-под колпака.
Вот и гномка.
В корзине ехать не захотела. На руки запросилась. Лёгкая, как пёрышко, пахнет солнечной прогалиной: сухой травой, речными камешками, смолой.
На полдороге – уж почти на опушку вышли – сползла на землю, пошарила в траве, достала первые осенние хрустящие ломтики инея. Остались в тени, в овражке, с ночи.
- Тебе зачем?
- Надо, - неласково ответила, сердито.
Ох и хмурая попалась гномка. Придётся задабривать. Рукавички связать, пирожков ещё напечь. Ничего, не впервой.
Прошуршала над ухом розовая стрекоза. Теплом повеяло. Где там осень кончается? Вон, за поворотом. И Стрекозиный Луг рядом. А там до дома рукой подать. Гномка осенью в лесу замёрзнуть успела, нахмуриться. Вот отогреется в летнем домашнем тепле – разулыбается. Вон, уже смеётся, стрекозу поймала – синюю, с крупным камушком на брюшке. Чешуя переливается, что солнечные искры брызжут на водяной мельнице. Трепещет крылышками, в глазищах – по радуге. А как на свету искрится!..
Гномка полюбовалась на стрекозу, отпустила. Проворчала дружелюбней:
- Ну, где там твой сад? Давай показывай. Буду хозяйство принимать.