Сумерки, даже зимой, подступали к дому медленно, осторожно, словно боясь оконного света, каминного тепла, очажного жара. Стелились по двору, вились, словно лоза, по стенам, тянулись туманными языками ввысь, к крыше, и наконец овладевали домом, укутывая его в свой вечерний кокон - только окна продолжали пылать расплавленным янтарём. Сирик, порхая по кухне, поймала своё отражение в стекле - хрупкая и белая, в буйных тёмных локонах, разрумянившаяся, глаза блестят - совсем ведьма. Она украдкой оглянулась на Мастера: тот сидел с книгой в кресле у очага. Тогда Сирик приблизилась к окну, прижалась к стеклу лбом и, глядя сквозь сумерки, принялась рассматривать своё лицо в обрамлении далёких осенних берёз на самой опушке. Время тянулось медленно - уже и отвар поспел, и чайник мерно попыхивал, укрощённый умелой рукой Мастера, и темнота за стенами густела. наливаясь сначала черничным соком, потом - чернильной глубиной. Стрелки старых часов близились к полуночи, но Мастер был безмятежен, словно и не запаздывал Ивар. Хотя как знать - может, и не запаздывал, может, экзамен затянулся или Мастера городской Гильдии устроили ему сложное испытание. Мастер не волновался, и Сирик тоже была спокойна, хотя нет-нет, да и подходила к двери, прислушиваясь. Лес передаёт пути лучше всего: вспыхивает хрустом, звенит треском, вскидывается щебетом. Темнят, когда говорят, что лес глушит шаги. Лес - это сплошное эхо и движения, и мыслей, и волшебства.
- Подойди, Сирик, - попросил Мастер, и точно за его голосом протяжно забили часы. Гул утих, последние отголоски рассыпались, словно осколками стекла. Сирик пересекла кухню и подошла к Мастеру. Он поднялся из кресла и протянул ей тяжёлый фолиант в тиснёном кожаном переплёте. - Возьми.
Сирик протянула руки, но вместо тяжести старинной книги ощутила лёгкую и гладкую, воздушную на ощупь бумажную прохладу. Она удивлённо опустила глаза, ожидая увидеть неведомо как ставший невесомым том, но вместо этого обнаружила, что держит в руках свёрток величиной с обычную книгу, обёрнутый в лазурную бумагу.
- Разверни, - велел Мастер, и Сирик безропотно подчинилась, надорвала бумагу. Лёгкая и светлая на вид книга таила тяжёлую мудрость, внешность была обманчива...
- Она чувствует тебя, - произнёс Мастер. - Боится испугать, потому и обернулась этаким облачным атласом. А привыкнешь - может быть, станет потяжелей, а то и вернётся в настоящее обличье.
- Что это? - шёпотом спросила Сирик.
- Разверни, - повторил Мастер, и Сирик, уже нетерпеливо, сдёрнула небесно-голубую обёртку, сорвала белую ленту. Не она ли была в волосах?.. Краешком сознания, Сирик почувствовала, как рассыпались локоны по плечам, но решила, что подумает об этом после. Пока все её мысли притягивала и поглощала светло-коричневая книга с узором виноградной лозы по переплёту и тонкой вязью рун у самого корешка.
- Я не умею читать Руны, - прошептала Сирик.
- Я научу тебя, - негромко ответил Мастер. - Я научу тебя всему, что ты пожелаешь.
Сирик подняла голову, прислушиваясь к его голосу, звучавшему так необычно в эту минуту. Шорох леса за окнами утих, шагов было не различить, а полуночные сумерки словно прильнули к окнам, чтобы разглядеть Её Книгу. Она прижала томик к груди.
- Ну, не робей, - подбодрил он. - Открывай. Здесь ведь не только руны.
Но Сирик и не робела. Она взглянула на Мастера, и впервые в её глазах отразились все прожитые годы, которые она росла, но не взрослела. Это был взгляд девушки, сведущей в науке колдовства, хоть и никогда не ворожившей в полную силу, без запретов и преград. Но оставалась в этих глазах ещё и мягкость ласковой девочки, впервые коснувшейся самого сердца волшебного дома. Сирик развернула книгу, и от страниц разлилось медленное янтарное сияние, густое и искристое, как расплавленное золото. Переплёт нагрелся в её руках, бумага источала тепло, охватившее руки почти по локоть. Сирик улыбнулась, на миг подняв глаза на Мастера и тотчас уставясь в книгу. Она держала её трепетно, словно в её ладонях была живая птица. Книга пульсировала, грела, дышала.
- Она живая, - произнесла Сирик, даже не спрашивая.
- Конечно, - кивнул Мастер. - Ведь она - часть Дома. Как и ты.
- Отчего темнеют страницы?
- Напитываются тобой, обретают силу. Скоро проявятся и знаки.
Сирик молча, позабыв дышать, вглядывалась в страницы. По пальцам разбежались иголки, Сирик улыбнулась: откуда-то она знала, что это значит. Книга перестала подчиняться Мастеру. Теперь она подчинялась ей. И эта первая в жизни власть захватила Сирик. Мерцало вокруг неё золотое облако, сгущалась жадная темнота, молчал Мастер, звенели часы, и ветви бились об окна. Это было что-то необыкновенное, и Сирик была уверена, что это магия книги создала такую мягкую, такую таинственную и искрящуюся полутьму в их простой кухне, где над очагом кипели котелки, в шкафу пахло хлебом и специями, а на дальней полке пылилась жестянка с розмарином. Только книга могла заставить кухню замереть и затрепетать золотистым сиянием, словно старая кухарка вдруг вспомнила о том, как была юной девушкой с золотыми волосами.