– Отдыхайте, госпожа. Можете подремать; я разбужу вас перед ужином.
– Будь так добр, – рассеянно согласилась Тильда, и мальчик снова ухнул прочь прямо сквозь пол, на котором солнце причудливо играло сквозь широкую тонкую листву Коромысла. Куда же вывела её шерстяная нить с костяной прялки? Странное место: и гномы здесь, и корабли, и зелёные комнаты в кроне Коромысла, и лиловый Центр Жития… Только мальчик Мато, здешний подмастерье, показался отголоском родины: давно не стриженный, но гладко причёсанный, глаза – перезрелые черешни, маленький, юркий и пахнет нагретой землёй, сеновалом, глиной и молоком.
Вспомнив о молоке, Тильда оглянулась на принесённый поднос. На нём стоял большой горшок, перетянутый сверху марлей, горшочек поменьше, накрытый крышкой, расписная деревянная ложка и три ломтя хлеба. В большом горшке оказался наваристый, жирный рыбный суп со шматком густого лукового соуса. В маленьком горшочке – крупитчатая пшённая каша с крапинами изюма.
Когда, присев на край кровати, Тильда справилась с первым и со вторым, маленький горшок заурчал, заметая куда-то в небытие остатки каши, превратился в старенькую кофемолку и выдал ей порцию тёплого кофе. По древесной, тонувшей в изумрудном сумраке комнате разлился аромат пенки, крошки, оболочки зерна, частичек шелухи – самого нежного, что не утонуло в пучине гущи. Перчинка, горчинка, земляника, земля, соль, ржаной хлеб, дым обжарки…
Тильда с удовольствием втянула носом запах и выпила кофе почти залпом.
“Странно, что мальчик подал кофе, посоветовав подремать”, - подумала она и тут же провалилась в сон на мягкой перьевой перине.
***
Тильде показалось, не прошло и минуты, как Мато снова почтительно дёрнул её за подол:
– Просыпайтесь, госпожа. Скоро ужин.
– Я обязательно должна спускаться? – капризно со сна проворчала Тильда и тут же вспомнила: шерстяная нитка! Она должна делать, как велит ей судьба, и если той угодно предстать в виде маленького подмастерья – что ж, не ей, Тильде, выбирать.
Она живо поднялась и сунула ноги в мягкие кожаные дорожные башмачки.
– Проводишь меня, Мато?
– Конечно, госпожа.
Переминаясь с ноги на ногу, мальчишка ждал, пока Тильда ополоснёт лицо свежей водой от дождя, прошедшего, пока она спала, разгладит складки на платье и проведёт гребнем по растрёпанным рыжим волосам.
– Не мешкайте, госпожа, – попросил Мато, когда она уселась на кровать с ниткой и иглой в руках – подштопать чулок.
– Иду, иду, – отмахнулась Тильда, наскоро прихватывая побежавшую стрелку. – Ну, готова!
И они двинулись вниз по винтовому лабиринту внутри широкого ствола Коромысла. Тильда дивилась всему вокруг: и голубым лепесткам, и розовым колокольчикам, и лимонно-жёлтым опятам, которыми были законопачены щели рассохшихся стен.
Наконец они добрались до самых корней, но и там Мато не остановился, а повёл её ещё глубже, в Подкоренье, куда уже не проникал золотистый закатный свет. Там царили густые, как сливочный крем, лиловые сумерки, наполненные искрами и светлячками.
У самого порога подземного зала Мато распахнул перед ней дверь и вдруг жалобно вскрикнул.
– Что такое? – бросилась к нему Тильда. – Мато?
– Наступил на шип, – пробормотал он, скача на одной ноге и безуспешно пытаясь стащить с другой цветной чулок. Тильда только сейчас заметила, что Мато отчего-то без своих деревянных башмаков.
– Теперь умру.
– Это ещё почему? – опешила она и заметалась кругом, ища кого-нибудь в помощь. – Мальчику плохо! Помогите! Помогите!
– Никто не выйдет из зала, вот-вот будет ужин, – слабо окликнул её Мато. – Не кричите, госпожа… Только помогите мне войти внутрь… Хоть раз погляжу, как выбирают карты…
«Что ещё за карты?» – закусила губу Тильда, подхватывая Мато под руки и втаскивая внутрь. Он стонал сквозь зубы и всё поминал ядовитый шип, пока она вела его к свободной деревянной колоде, заменявшей стул во главе стола.
Стол был такой длинный, что дальний конец прятался в тени. Тильда различила несколько лиц по обе стороны берёзовой столешницы – всё девушки, кто краше, кто уродливей неё. Ни мужчины, ни ребёнка – один Мато на весь зал. Свободных мест, кроме колоды, на которую она усадила подмастерье, не осталось, и Тильде пришлось встать за его спиной.
В это время подали ужин: в зал вошли три десятка, а то и больше, гномов, а за ними вплыла череда маленьких ботиков с палубами, заставленными яствами. Боты подплывали к столам, гномы снимали плошки, чугунки и миски и расставляли на неведомо откуда взявшейся скатерти, вытканной звёздным узором.