Но свита со спутницей во главе уже приближалась к дверям, и вот перед бывшей мышью распахнули деревянные створки, и все они степенно вошли в третий зал – тихую заводь, полную бликов, отражений и широколистных кувшинок. Вдали виднелись очертания кораблей: шхуны и клипера, корветы, галеры и драккары… У самого берега волна с шорохом накатывала на песок, смешанный с крупной галькой, неся запах моря: свежий, сложный, солёный, хвойный, с отголоском рыбной чешуи и ржавого золотого секстанта.
Волны становились всё крупнее, вода захлёстывала по щиколотку, омывая ноги солёной ласковой смесью песка и брызг; бриз оседал на волосах и лицах. Наконец нахлынула особая, крупная, отороченная перламутром волна, и из-под неё шагнул карлик в чёрной мешковатой шляпе, рыжем шейном платке и белом балахоне.
– Ну, здрасьте, – приветливо пробормотал он. – Вы ко мне? – Вы к-кто? – оторопев, пробормотала спутница Желания.
– Желаний.
– Что?
Фрейлины в голос ахнули, и спутница упала на руки ближних к ней девушек.
– Мда, – прокомментировал Желаний. – Хоть бы раз по-другому встретили. Ну, девицы, зачем пожаловали?
– Загадывать желания, – тихо откликнулась одна из простолюдинок. – Нас выбрали предсказания судьбы – велено было явиться сюда ко Дню Желания, загадать важное для наших народов…
– Снова ничего нового, – вздохнул карлик. – Что ж вас так имя-то моё с толку сбивает? Я желания не исполняю. Меня просто зовут так – Желаний.
– Почему же никто об этом не говорит? Из тех, кто бывал тут в прошлые разы?
– А потому что никто мне не верит. Всё равно загадывают желания, а потом молчат, как рыбы, верят: расскажешь – и не сбудется ничего, – развеселился карлик.
– И как – сбывается или нет? – спросила Тильда.
– Откуда я знаю? – хмыкнул Желаний. – Вы девицу-то положите, песок мягкий, море не заберёт, не волнуйтесь. Погодите, пока в себя придёт, и идите прочь. Скажете всем, что всё, что нужно, загадали. Ведь загадали же?
Девушки засмущались, а Тильда охнула про себя: и вправду, загадала! Загадала, чтобы Мато выжил.
Карлик склонил голову к левому плечу и спросил:
– А есть нынче случайные? Кто не знал, за чем шёл?
– Я, – ответила Тильда и прикусила язык. Подумала: вот сейчас карлик на неё накинется… Но вместо этого Желаний загадочно-невесело усмехнулся и побрёл прочь в море. Его смыло третьей или четвёртой перламутровой волной, а потом и мышь очнулась, и девушки потянулись назад, задумчивые и обескураженные.
Миновали заводь, миновали бархатную комнату с разбросанными под столиком гребешками и стеклянными бусинами, вернулись в пиршественный звёздный зал и, наконец, вышли в сумрачный холл Подкоренья, а оттуда уже рукой подать до поверхности.
У входа в Центр Жития собралось всё селение, все окрестные крестьяне, все проезжие купцы, прохожие пилигримы, приплывшие рыбаки, пропавшие солдаты.
– Загадали? – прогудел нестройный хор, приветствуя избранных.
– Загадали, – не в лад, печальными голосами ответили девушки. И разошлись по своим домам, по своим странам, семьям и городам, неся неясные вести: ни да, ни нет, только время проверит.
Тильда обошла всё селение, но ни слова о Мато не услышала, будто его никогда и не было вовсе. И ушла, потеряв по дороге шерстяную нитку, кожаные башмачки и костяной гребешок.
Домой она возвращалась через шесть деревень, и в каждой с ней случалась какая-то да передряга. То зайдёт в лавку за мылом, а там всё мыло обратится в коричневых голубей и вылетит сквозь дымовое отверстие; то умоется в заводи, и обмелевший ручеёк станет судоходной рекой, и поплывут по нему клипера и фрегаты, а над ним понесутся по звёздной реке облачные дредноуты; то войдёт в рощу, и листва обернётся звенящими голубыми лепестками; то заночует у обувщика, а у него все чурки на следующий день окажутся деревянными башмаками на мальчишью ногу; то съест в трактире каши, и все пшено в округе заколосится изюмом; то заведёт разговор с козопаской, а она на следующий день выйдет замуж за прекрасного принца из соседнего государства.
А как пришла в свою деревню, так не увидела там ни одного знакомого дома, только хибарка на самом краю приветливо проскрипела дверью, и всё – будто не было никогда здесь родного Маршвуда. Тильда зашла в хибарку, а там за столом сидит Мато – живой, здоровый, повзрослевший, как будто десять лет прошло.
– А так и есть, – усмехнулся он, встал и протянул ей руки: – Долго ты шла, госпожа Тильда! Заждался!
Тильда застыла, глядя на живого мертвеца, и едва не упала, как спутница Желания, увидевшая карлика.
– Садись, садись, – засуетился Мато, придвигая ей стул, выставляя на пыльный стол знакомый горшок, перетянутый марлей, костяной гребешок, шерстяную нить. – Кушай, Тильда!