Староста вздохнула:
— Если бы она не была такой язвой… Нечего тянуть, девочки. Следующая кандидатура — Ирена Золовей...
Заскрипели кожаные планшеты. Младшая собрала листы, подсчитала голоса. Под конец раскрыла и листок, оставленный Долли.
В ожидании приговоры для Золовей выпускницы опустили головы. В двадцати листах стояло одно и то же.
— Салон Наталии Ивановны Гутентаг.
— Сходи, скажи Ирене, — сглотнув, попросила Анна. — А мы дальше сами...
Шелест юбочки младшей, глухой стук дверей, свиристель за окном — и ни звука больше в душной Малой гостиной. Наконец забияка Зоя тряхнула косами:
— Ну, с самым смрадным покончили. Теперь можно не переживать!
Голосование продолжилось.
***
Ирена бросала на кровать платья и пояса. Из-под сбившегося покрывала выглядывала заляпанная какао простынь, поверх были свалены бельё, разрозненные швейные принадлежности, урюковые косточки, шаль и пакетик леденцов.
…За все годы в институте ей ни разу не доводилось бывать в спальне одной, и теперь помещение казалось ей гулким, неживым и холодным. С изголовий многих кроватей уже были сорваны чехлы, сняты приколотые к ним фотографии и букетики сухоцветов. Сама Ирена яростно отцепила от изголовья букетик фиалок и, сломав лепестки, швырнула в мусорное ведро. Туда же полетели вырезки из газет, деревянные кубики, брелоки и ленты. Только одну фотографию она наскоро обернула в бумагу и сунула в книгу, а книгу бросила на дно объёмистого сундука.
Этому сундуку со всеми пожитками уже вечером предстояло отправиться в салон госпожи Гутентаг. В институте оставалось только выпускное платье, в котором Ирене и надлежало явиться на улицу Кипарисов сразу же после выпуска.
Золовей презрительно оглянулась на вешалку у окна. За вычурными нарядами из шифона и кримплена её светло-голубое шёлковое платье казалось отражением или тенью.
Она убрала в сундук шкатулку с браслетами и коробочку с серьгами, свёрток с мелом и кожаные перчатки, стопку книг, пачку бумаги и вечную чёрную ручку с гравировкой И.З. Последней, обложив шёлковым бельём и газетами, Ирена аккуратно водрузила в сундук пишущую машинку.
***
Зал был украшен канителью и живыми цветами; входя в узкий холл перед парадными дверьми гости окунались в чехарду юбок и складок, надушенных палантинов и бутоньерок, томных взглядов и ностальгических вздохов. Но, несмотря на отливающие розовой бронзой свечи, начищенный паркет и высокие бокалы, выпускной обещал быть тихим: скандалистка Долли уехала накануне утром — «старушка» Черемшина занемогла и срочно затребовала свою фаворитку. А вечная и склочная соперница Соломатиной — Ирена Золовей — отбыла в салон раньше срока по личной просьбе хозяйки Наталии Ивановны.
***
Вблизи госпожа Гутентаг казалась совсем юной — если бы не морщинки в уголках рта, Ирена дала бы ей от силы лет двадцать пять. Склонив голову, хозяйка салона несколько секунд смотрела на новоприбывшую глазами удивительно чистого карего цвета. Ни крапин, ни оттенков — Золовей знала: такой радужку делает избыток йове.
Наталия Ивановна молча указала на красный диван с густой розовой бахромой. Быстро оглядевшись, Ирена уселась среди пухлых подушек. Вестибюль салона вполне отвечал её представлениям о публичном доме: позолота и вычурность, алые сердца и искусственные розы, сухоцветы в мраморных вазах, барельефы-амуры и громадная люстра в сотню оплывающих серебром свечей.
— Н-ну, — протянула госпожа Гутентаг, — я смотрю, ты беременна?
Золовей оторопело воззрилась на будущую хозяйку. Послышалось? Ночь без сна шутит с ней свои шутки?..
— Язык, что ли, проглотила? Или хочешь узнать, откуда я знаю? От верблюда, — она вытянула из сумочки длинную трубку, сунула в рот, нашарила на столе зажигалку и закурила. По комнате поплыл горьковатый, прохладно-мятный запах. — Видеть могу, девочка. Вот ты можешь думать, а я могу видеть.
Ирена завороженно глядела на ноги Наталии Ивановны: её низкие замшевые сапожки обхватывали икры так плотно, что казались их продолжением и напоминали чёрные копытца. Хозяйка казалась обманчиво-мягкой, бархатно-велюровой — тихий голос, широко распахнутые глаза, светло-рыжее платье из дорогого сутажа с золотой нитью…
— Ладно, не о том сейчас речь. Сама ко мне пришла или выгнали?