— У-тю-тю, какой хорошенький, — сладко залепетал ты, — какие у нас крылышки, какая шерстка! У-тю-тю! Ты не кусаешься?..
Зверек смотрит на тебя и фыркает. Обидно, что не говори. И ты делаешь разворот на 180 градусов.
— Чего фыркаешь? Погляди, какой важный! Разлетался тут, призрак лупоглазый! У меня, может, сердце больное, мне, может, волноваться нельзя, а ты светишься на ночь глядя, Баскервиля!..
А зверек или существо, как тебе, в общем, нравится, продолжает смотреть на тебя, и ты вдруг успокаиваешься, садишься на землю и, закрыв глаза, впускаешь в себя другого.
II
Над скалами поднимается Луна. Ее холодные лучи разбиваются о камни и скатываются в долину, покрытую цветами. Тишина.
И вдруг — вспышка… Жарким огнем плеснули звезды и погасли, и небо вновь стало беззвездным. К цветам, торопливо раскрывающими свои чашечки, искрясь, слетает звездная пыльца.
Это весна. Время, когда рождаются сказки.
Еще только появилось в уютной цветочной колыбельке маленькое некрасивое существо, а сказка уже живет в его сердечке.
Сказка вырастает вместе с ним, вместе с ним учится летать. Она понимает, что значат в ее жизни крылья. Она знает, что никому на свете не нужна сказка, не умеющая летать, сказка, которая не может оторваться от Земли и унести туда, где на берегу Океана живут фантазии.
Сказка и зверек — это два разных существа, живущих в одном теле. Они берегут друг друга и жизнь одного неразрывно связана с другим.
Но вот наступает осень. Цветы увядали и в долину опускались первые снежинки. Тогда существа собирались в небольшие стаи и слетали с гор в поисках людей. Они знали, что если сами в силах спать всю зиму под снегом, то люди не могут забраться под теплый наст, где нет ни мороза, ни зимней тоски.
У подножия гор существа расставались, и каждое летело на поиски своего человека. Рано или поздно оно находило его и дарило самое дорогое, что у него было — сказку. Пусть люди, которые никогда не узнают, как тепло под снегом, греются рядом с ней, пусть их сердца никогда не превращаются в ледышки, пусть добро, которое несет в себе каждая сказка, вечно живет в них…
Сказки жили долго. Иногда вечно. Жили до тех пор, пока люди не забывали их. Сказка терялась в памяти, никто не вспоминал о ней, и тогда она умирала.
И вместе с ней умирал лупоглазый, тщедушный зверек с большими прозрачными крыльями. Он летел к земле, не в силах остановить падения, и наивно удивлялся тому, как могли эти умные и красивые люди забыть незамысловатую сказку, в которой было так много добра…
III
— Когда умирает сказка, с неба падает звезда… Ты падал словно звезда.
— Это было красиво?
— Да…
— Хочешь, я попробую еще раз взлететь и снова упаду?
— Зачем?!
— Но ведь тебе понравилось…
— Но я же знал, что это падаешь ты… Я не знал, что это… умирает сказка.
— Теперь ты знаешь…
— Прости…
— Я вовсе не обиделся.
— Всех нас прости, людей…
— За что?
— За то, что мы… забыли тебя.
— Ты очень смешно говоришь… Для чего ты это говоришь? Ни тебе, ни мне это уже не нужно. Это должно было случиться. Когда-нибудь это должно было случиться. Я не знаю только, почему так получается. Может быть вам уже не нужна доброта?
— Нужна! Очень нужна! Каждый человек хранит ее в своем сердце!
— И никому не показывает?
-..?
— Зачем вы храните ее? Надо дарить доброту тем, у кого ее нет…
— …
— Ты сейчас умрешь?
— Наверное…
— Но ведь ты еще о-го-го как выглядишь!
— Я не хочу про это говорить…
— Тебе больно?
— Не знаю. Я еще ни разу не умирал. Мне просто грустно.
— Мне бы хотелось тебе помочь…
— Ты не сможешь этого сделать. Ведь нужно вспомнить сказку, которой уже нет.
— А что если ты сам мне ее расскажешь? Тогда сказка… э-э-э… воскреснет, и тебе не нужно будет умирать. А я ее никогда не забуду! Никогда!
— Ты смешной… Неужели ты думаешь, что мне не хочется жить? Очень хочется! Но понимаешь, сказку можно подарить лишь раз, и если ее забыли, значит, она была не нужна. Зачем снова дарить то, что никому не нужно? И зачем жить, если то, ради чего ты рожден, никому не нужно? Скажи, человек?
…Ты просидел возле него всю ночь.
Когда в облаках на востоке появились алые просветы, ты вырыл ножом ямку, закутал зверька в свою куртку, и закопал.
От остывшей реки тянуло холодом. Над чистой водой, усыпанной прыгающими отражениями звезд, скользил, будто на коньках, утренний ветер. Он подлетел к тебе, заметив издали, обнял холодными руками, встрепал волосы и, улетая, шепнул на ухо что-то знакомое, отчего сердце у тебя защемило от тревоги. Ты поднял голову…
Кружась и едва не заворачиваясь в спирали, с неба падали звезды. Звезды, не гаснущие до самого удара о землю…
СКАЗКА О ПРОЛЕТАЮЩИХ МИМО
I
— Я готов, — сказал мальчик, преданно глядя тебе в глаза.
Ты серьезно кивнул, изо всех сил стараясь не улыбнуться.
Теплые кроссовки.
Теплая вязаная шапочка.
Теплая куртка — прошлой зимой в ней, помнится, щеголял: иссиня-черная, с опушённым капюшоном и мощным белым зверем на спине. Очень красивая курточка была…
Под курткой толстый свитер. Узкий воротник туго охватил шею, даже голова с трудом вертится. Спортивные шерстяные брюки, тоже, кажется, прошлогодние, потому как вырос он из них изрядно. Бабушка о таких вещах говорила, что люди в них, как подстреленные.
— Что-то ты, брат, немного перебрал, — неуверенно сказал ты. — Мы же, в общем-то, не на Северный полюс идем…
— Мама заставила…
— Запаришься…
— Не-а, — мальчик уверенно помотал головой. — Как выйдем за поселок, я куртку сразу сниму. А сейчас пока так, а то мамка ругаться будет…
— Ну, тогда пошли…
Ты вскинул на плечо рюкзак и вышел со двора. Мальчик потопал за тобой.
— А почему ты калитку не закрываешь? — вопрос из-за спины.
— А зачем?
— Вдруг зайдет кто-нибудь?
— Вот потому и не закрываю…
— Это как?..
— Ну, как, как… Так и не закрываю, что вдруг кто-нибудь зайдет…
— А унесут что-нибудь?
— А зачем им уносить? У меня, собственно, и уносить нечего… Зайдут, дом открыт: посидят, отдохнут, попьют чаю, может, на гитаре поиграют, да и пойдут дальше…
— А-а-а, — мальчик замолчал, переваривая твой ответ.
Вот тебе и «а-а-а», передразнил ты его про себя. Иди теперь и думай, что к чему.
Вы дошли до конца улицы.
За последним двором начиналась степь. Дикая, ничем не обезображенная, серая полумертвая предзимняя степь.
Ноябрь был холодным. Сначала лили дожди, а потом вдруг на несколько дней лег снег. Полынь, убеленная инеем, улеглась в валки, пушистые шапки краснобыльника мгновенно облетели, ковыль просто исчез, и лишь караганник упрямо зеленел сквозь снег. Но, как обычно, за снегом нагрянула жара. Растаял снег, высохла земля, но степь к жизни не вернулась. Последняя зелень, оттаяв, побурела и ушла в землю. Наступило предзимье, недоброе, странное время.
Сухая, покрытая тонкими трещинами земля, похрустывала под ногами. Ты шел, старательно приноравливаясь к шагам мальчика.
— Не устал? — спросил на всякий случай.