После ужина вошел он в ту палату беломраморную, где читал он на стене словеса огненные, и видит на той же стене опять такие же словеса огненные:
"Доволен ли господин мой своими садами и палатами, угощеньем и прислугою?"
И возговорил голосом радостным молодой сын купеческий, красавец писаный:
— Не зови ты меня господином своим, а будь ты всегда моей доброй госпожой, ласковой и милостиввой. Я из воли твоей никогда не выступлю. Благодарствую тебе за все твое, угощение. Лучше твоих палат высоких и твоих зеленых садов не найти на белом свете: то и как же мне довольным не быть? Я отродясь таких чудес не видывал. Я от такого дива еще в себя не приду, только боюсь я почивать один; во всех твоих палатах высоких нет ни души.
Появилися на стене словеса огненные:
"Не бойся, мой господин прекрасный: не будешь ты почивать один, дожидается тебя твой слуга верный; и много в палатах душ, а только ты их не видишь и не слышишь, и все они вместе со мною берегут тебя и день и ночь: не дадим мы на тебя ветру венути, не дадим и пылинке сесть".
И пошел почивать в опочивальню свою молодой сын купеческий, красавец писаный, и видит: стоит у кровати его слуга верный из дома отеческого, и стоит он чуть от страха жив; и обрадовался он господину своему, и целует его руки белые, обнимает его ноги резвые. Господин был ему также рад, принялся расспрашивать про батюшку родимого, про братцев своих старших и про всю прислугу; после того принялся сам рассказывать, что с ним в это время приключилося; так и не спали они до белой зари.
Так и стал жить да поживать молодой сын купеческий, красавец писаный. Всякий день ему готовы наряды новые, богатые, и убранства такие, что цены им нет, ни в сказке сказать, ни пером написать; всякий день угощенья да веселья новые, отменные: катанье, гулянье с музыкою на колесницах без коней и упряжи по темным лесам; а те леса перед ним расступалися и дорогу давали ему широкую, широкую и гладкую. И стал он рукодельем заниматися, рукодельем любимым: печь пироги черничные, кренделя хрустящие да булки с изюмом. Стал посылать подарки батюшке родимому, а и самый вкусный каравай подарил своей хозяйке ласковой, чуду синекожему. А и стал он день ото дня чаще ходить в залу беломраморную, говорить речи ласковые своей хозяйке милостивой и читать на стене ее ответы и приветы словесами огненными.
Мало ли, много ли тому времени прошло: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, — стал привыкать к своему житью-бытью молодой сын купецкий, красавец писаный; ничему он уже не дивуется, ничего не пугается; служат ему слуги невидимые, подают, принимают, на колесницах без коней катают, в музыку играют и все его повеления исполняют. И возлюблял он свою госпожу милостивую день ото дня, и видел он, что недаром она зовет его господином своим, и что любит она его пуще самой себя. И захотелось ему её голоса послушати, захотелось с ней разговор повести, не ходя в палату беломраморную, не читая словесов огненных на стене магической.
Стал он её о том молить и просить; да ведьма лесная, чудо длинноногое, не скоро на его просьбу соглашается, испугать его своим голосом опасается; упросил, умолил он свою хозяйку ласковую, и не могла она ему супротивной быть, и написала она ему в последний раз на стене беломраморной словесами огненными:
"Приходи сегодня во зеленый сад, сядь во свою беседку любимую, листьями, ветками, цветами заплетенную, и скажи так: "Говори со мной, моя верная рабыня".
И мало спустя времечка побежал молодой сын купецкий, красавец писаный, во сады зеленые, входил во беседку свою любимую, листьями, ветками, цветами заплетенную, и садился на скамью парчовую; и говорит он задыхаючись, бьется сердечко у него, как у пташки пойманной, говорит таковые слова:
"Не бойся ты, госпожа моя, добрая, ласковая, испугать меня своим голосом: после всех твоих милостей не убоюся я и рева звериного; говори со мной не опасаючись".
И услышал он, ровно кто вздохнул за беседкою, и раздался голос страшный, дикий и зычный, хриплый и сиплый, да и то говорил он еще вполголоса. Вздрогнул сначала молодой сын купецкий, красавец писаный, услыхав глас ведьмы лесной, чуда синекожего, только со страхом своим совладал и виду, что испугался, не показал, и скоро слова ее ласковые и приветливые, речи умные и разумные стал слушать он и заслушался, и стало у него на сердце радостно.