— Скоро, наверное, люди сюда сына Алтын-хана приведут, чтобы снял он мою голову, — думал Мустакай.
Потом рукой махнул:
— А, всё равно!.. Чем век прятаться, лучше с белого света совсем уйти.
Однажды в летний день Мустакай возвращался с охоты. Возле скал Курлык-Кая он вдруг услышал громкую песню.
— Это, наверное, меня хитростью хотят взять, — подумал Мустакай и спрятался за кедр. Натянул тетиву лука и стал ждать неизвестного певца.
Не прошло времени тридцать раз глазом моргнуть, — из-за поворота реки показался старик верхом на лошади. Он ехал, опустив повод и полузакрыв глаза, пел и играл на двухструнном кай-комусе* (Кай-комус — двухструнный музыкальный инструмент сказочника).
— Пусть подъедет поближе, — шепнул сам себе Мустакай, — прямо в сердце выстрелю.
Вдруг он разобрал, о чём поёт старик: о храбром богатыре, о слезах семи сестёр.
— Никогда не забудется в веках наших за народ погибший Шодравай!..
Изменился в лице Мустакай. Впервые услышал он от человека имя своего брата. Опустил свой лук и вышел навстречу певцу.
— А, эзен, здравствуй, — сказал старик и остановил коня.
— Эзен… — тихо и несмело ответил Мустакай.
— Я из улуса Тос, — сказал старик, — кайчи Тордай меня зовут. Еду и пою, что сердцу близко.
— Скажи, сказочник, откуда ты знаешь о слезах семи сестёр и о гибели Шодравая? — спросил Мустакай.
— О! — ответил кайчи, — кто забудет того, кто хорошее дело для людей делал? О Шодравае песни поём и на струнах играем. Знаю, как погиб Шодравай — твой брат. Знаю, где навеки остались сёстры.
Просить стал певца Мустакай, чтобы рассказал он всё, что знает.
Три раза вздохнул Тордай и стал рассказывать:
— Белому царю шорцы калан[8] платят. А сын Алтын- хана второй калан с нас брать каждый год приезжает. Всё отбирает — скот, железо, пушнину, разоряет совсем. Вот твой брат, Шодравай, и не стерпел однажды, сказал ханскому сыну:
— Почто так: мы калан русскому царю заплатили, а ты в сорок раз больше калан от нас же берёшь. Как нам-то на свете жить?
— Оттого я деру ваши шкуры, — закричал сын Алтын- хана, — что вы с русскими дружить шибко стали! Сколько я вам говорил, что от них подальше надо перекочевывать?!
— Нет! — сказал Шодравай. — Здесь наша родина, мы отсюда никуда не пойдём.
Рассердился сын Алтын-хана, хотел было ударить Шодравая, да не посмел. Повернул коня и помчался, не сказав ни слова, в свою сторону.
Обрадовались люди, что ханский сын испугался и больше не приедет.
Вечером Шодравай на горе пегого медведя увидел.
— Ставьте казан. Медвежье мясо варить будем, — сказал Шодравай сёстрам и отправился на гору. Оружия с собой не взял, на свою силу понадеялся.
Зверь заметил Шодравая и побежал к нему навстречу. Засучил Шодравай рукава шабура, к бою приготовился. Но полетела вдруг на землю медвежья шкура, и перед Шодраваем сын Алтын-хана в полный рост поднялся в боевом вооружении.
Не побежал Шодравай от врага, начал биться с ханским сыном.
От их битвы с гор вековые кедры падали, камни с дом величиной со скал срывались.
Солнце три раза на ночлег уходило, а Шодравай и сын хана всё бились. На четвёртый день Шодравай силу стал терять, к земле клониться. На шестой день упал и больше не поднялся.
Сын Алтын-хана, победив Шодравая, хотел сестёр твоих связать, в свою страну песка увезти. Но сёстры твои, чем в руки ханского сына попасть — все семеро в скалу в устье Огузаса ушли. Сын хана им вслед большие камни бросал, они и сейчас, как быки, на берегу Мрас-Су лежат. А слёзы твоих сестёр до сих пор родником со скалы текут. А как ты сюда попал, об этом ты и сам знаешь.
— Почему теперь люди меня сторониться стали? — грустно спросил Мустакай.
— Обижаются, что ты вырос, а голоса людского не хочешь знать, — ответил кайчи, — о людском горе не думаешь.
— Какое же горе у людей? — удивился Мустакай. — Об этом я могу говорить: брат убит, сёстры в скалах остались навеки, я сам живу, скрываясь в пещере…
— Горе в народе большое, — вздохнул Тордай, — сын Алтын-хана сюда едет, сам калан собирать будет.
Мустакай даже в лице изменился:
— Голова моя с плеч слетит. Что же мне делать? У меня ведь нет силы…
— Пойдём в улус, — сказал Тордай, — посмотришь, как наш народ живёт, может там тебе и силу дадут. Потом решишь, что тебе делать.