— Я Жабу-шайтанку убил, голову ей оторвал. И тебя, Барсиха, буду бить! Даже охотника раскрошить мне ничего не стоит.
Тут Барс зашатался, упал и захрапел.
На следующий день Барс, встретившись с Анчи, сказал ему:
— Правда, арака сильней меня. Глупым от неё становишься, ум теряешь. Лучше не пить её. А дружбу нашу давай так кончим: здесь ты охотишься и я охотился. За добро твоё — покину я вашу Шорию, не стану тебе дорогу переходить, уйду за девяносто долин.
С тех пор в наших местах и не стало барсов.
Что положишь, то и возьмёшь
В старое время это было.
У синих гор Убу, где течёт быстрая и сердитая Мрас-Су, жили когда-то два соседа-охотника. Старшего звали Шелтерек, а младшего — Толай.
Шелтерек, бывало, добудет пушнины рублей на сто и загуляет, зашумит; можно подумать, что у него много денег. Торопится так, как будто на земле последний день живёт. А Толай даже и медведя убьёт, — прищурится только, слова лишнего не обронит.
И всегда Шелтерек к Толаю что-нибудь взаймы брать приходил, — у Толая всегда самое нужное охотнику в запасе было.
— Дай, Толай, немного пороху, — как-то попросил Шелтерек, — пойду на глухарей поохочусь.
Толай молча пошёл в сени, принёс туесок и отсыпал Шелтереку пороха, сколько тому надо было.
Дня через три Шелтерек принёс взятый взаймы порох.
— Ладно, — сказал Толай, — ты знаешь, где в сенях туесок стоит, положи порох туда.
Шелтерек высыпал порох в туесок и ушёл.
Не прошло после этого и пол-луны* (*Пол-луны — полмесяца, две недели), как Шелтерек опять к Толаю прибежал.
— Ты, Толай, большой новости не слыхал?
Толай головой покачал.
— Так я и думал, что ты этой новости не слыхал, — обрадовался Шелтерек. — Сидишь, молчишь! Молодой ты ещё! Учить тебя всему надо! Ну-ка, встань, посмотри, что в тайге делается, — и потащил Толая к окну.
— Это кто? — спросил Шелтерек и показал пальцем на огромную гору, вершина которой была окутана хмурой тучей.
— Пус-Таг это, — ответил Толай.
— А это кто? — показал Шелтерек на другую гору.
— Поднебесный Зуб это.
— Так вот, знай же, что вчера Поднебесный Зуб с Пус-Тагом всю ночь спорили. Пока спорили, все звери к Поднебесному Зубу перебежали. Пойди в лес, — сколько белки там — сучья ломятся, вся кора на стволах когтями исцарапана. Теперь можно столько белки добыть — враз богатым сделаешься! Пороху давай, Толай, побольше.
— Чакши, бери сколько надо, в сенях в туеске лежит, — сказал Толай.
Шелтерек вышел в сени, открыл туесок, пересыпал весь порох в свою сумку и ушёл на охоту.
Целую луну[3] охотился. Много белок добыл. Продал шкурки дорого и зажил весело. Мясо есть, табак есть. Долго гулял. Наконец, в гости к Толаю пришёл. Обо всём поговорил, а про порох даже не заикнулся.
И Толай ему не напомнил.
Решил Шелтерек, что Толай забыл про его должок.
— Однако и я об этом порохе забуду, — стал уговаривать себя Шелтерек. — Зачем Толаю порох отдавать? Лучше я его себе оставлю.
Прошло ещё ползимы. Толай всё такой же, как был. Разговаривает с Шелтереком, смеётся, долга не требует.
Пришла весна.
Как-то Шелтерек, запыхавшись, прибежал к Толаю:
— Помоги, друг Толай. Ночью медведь корову мою стащил. Подкараулить надо тупохвостого, а пороху нет!..
— Возьми, — ответил Толай, — в том же туеске в сенях.
Шелтерек в сени бросился, туесок открыл и глазами заморгал:
— В туеске пороху-то нету…
— Нет разве? — удивился Толай. — Однако, что положишь, то и возьмёшь…
— Так я же взаймы тогда взял! — закричал Шелтерек, — отдам когда-нибудь! А сейчас — пороху надо, медведя подкараулить надо. Он у меня корову утащил!..
Посмотрел Толай на соседа и усмехнулся:
— Зачем, Шелтерек, на тупохвостого сердишься? Может, он у тебя корову тоже взаймы взял! Однако отдаст когда-нибудь, — сказал Толай.
Верная Ку
Было это давным-давно, когда ещё большие кедры только из земли показывались. В те времена в нашем улусе жил молодой охотник по имени Очан. От него ни один быстроногий зверь не убегал, ни одна быстрокрылая птица не улетала. В дождь и в пургу никогда в тайге Очан дороги не терял.
Однажды в ясный весенний день Очан, возвращаясь с охоты, недалеко от улуса услышал песню девушки. О красоте тайги и о чистоте своей любви девушка пела, о том, что сердце её несут белые крылья, но не знает об этом любимый. И в песне имя его повторяла: