Сегодня очень сильно болела голова, как на похмелье. Но Елизавета Романовна не пила. Она вообще не любила алкоголь и терпеть не могла пьяниц. А голова разболелась, скорее всего, от надвигающейся грозы. Первая весенняя…
За окном глухо ворчал гром и громко били по железному отливу крупные капли – словно горох сыпался из прохудившегося мешка. Ослепительные вспышки молний пробивались даже сквозь плотно сомкнутые веки, мешая отвлечься и уснуть. Елизавета Романовна повернулась на другой бок, натянула край плаща на глаза, оставив снаружи только нос, чтобы дышать свежим, наполненным ароматом дождя воздухом, и снова попыталась уснуть.
В голову, как всегда перед сном, лезли всякие, не совсем хорошие мысли… Вот и сейчас, в который раз подумала, что лежит она, как собака, на стареньком матрасике, на стульях, в учительской, вместо того, чтобы спать в собственной постели. Кто виноват в том, что докатилась до такой жизни? Судьба? Она сама? Жизнь или сложившиеся обстоятельства? «Прожила, что под забором высралась». Грубо, но соответствует истине. Так говорила её мать, так думает теперь Елизавета. Разве она дура? Нет. Лентяйка? Да. Плыла по жизни, что кусок дерьма, без сопротивления и усилий. Вот и приплыла… «Маємо, що маємо», – сказал первый президент Украины. Воистину, «имеем, что имеем». И образование есть, и ум не совсем тупой, и работа была хорошая… Не удержалась, поддалась обстоятельствам, и вот теперь, кто она? Сторож. Сторож в школе, в которой когда-то преподавала. Стыдно? Как любит повторять Елизавета: "Стыдно не у кого видно, а кому нечего показывать". Ей показывать, явно, совершенно нечего. Поэтому, никогда не ходит на встречи выпускников. Нечем похвастаться.
Хотя, с другой стороны, такая жизнь её вполне устраивает. Пришёл, поспал и свободен на 48 или 65 часов. Зарплата минимальная. Но, как Елизавета Романовна знает не понаслышке, некоторые учителя со стажем получают не намного больше неё. А молодые – и того меньше. Так что, она ничего не потеряла, кроме самоуважения, которого у неё с детства было не очень много. Не велика потеря!
И тут же в голову закралась другая мысль, посещавшая Елизавету Романовну не раз: что бы она изменила, если бы могла вернуться в прошлое? Снова прожила бы нелёгкую, но бездумную жизнь щепки, или попыталась бы стать рыбой и плыть поперёк течения?
Додумать эту сакральную мысль она так и не успела. То ли монотонный шум дождя, то ли хроническая усталость, наконец, расслабили тело и разум, и Елизавета Романовна незаметно соскользнула в сон.
Глава 1
Проснулась женщина всё с той же головной болью и сухостью во рту. Но, невзирая на эти уже привычные симптомы, сразу почувствовала, что что-то не так. Что-то изменилось. Открыв глаза, в первую минуту не могла понять, где она находится. Затем ей показалось, что она ещё спит и видит сон. Это не было чем-то необычным: Елизавета Романовна иногда погружалась в мир сновидений так глубоко, что ей снилось, что она спит и видит сон. И первый сон был так реален, что его невозможно было отличить от яви, пока не проснёшься по-настоящему.
И сейчас, открыв глаза и увидев вокруг обстановку старой квартиры, в которой прошли детство и юность, почти забытую и редко являющуюся во снах, Елизавета Романовна подумала, что ещё спит и видит сон о детстве. Но сухость во рту была настолько реальной, что она не выдержала и, отбросив одеяло, встала с постели и поплелась на кухню.
Там, живая и относительно нестарая баба Шура, мать её матери, которую все с детства звали «бабунька» (а когда повзрослели стали звать просто «ба»), чистила картошку, готовя обед. Взглянув на Елизавету Романовну (сейчас, наверное, просто Лизку), сказала:
– Ну что, пьяньчужка, проспалась?
– Я? – удивилась Елизавета. А услышав свой голос, удивилась ещё больше.
– Ну, не я же! Вот погоди, мать с работы вернётся, она тебе устроит порку! Вчера её чуть кондрашка не хватила! Это ж надо – гулять до утра! Вот она тебе устроит выпускной!
Зачерпнув железной кружкой воды из оцинкованного ведра, Елизавета утолила жажду, и, стараясь не удивляться (сон, он и есть сон, здесь может быть всё, что угодно!), поплелась обратно в комнату. В голове уже немного прояснилось. Подойдя к старенькому трельяжу, посмотрела в зеркало. Из глубины волшебного стекла на неё смотрела четырнадцатилетняя Лизка с немного помятым лицом и всклокоченными волосами – ещё густыми и тёмно-каштановыми, которыми она гордилась долгие годы, пока не начала барахлить щитовидка и не начала их терять. В более зрелом возрасте некоторые знакомые девушки и даже парни думали, что она пользуется какой-то супернавороченной краской, придающей волосам такой глубокий коричневый оттенок, и безмерно удивлялись, узнав, что это её природный цвет волос.