— Ты кто такой? — спросил его святой Пётр.
— Я кузнец, который запер Смерть в баклажку. Вот, пришёл ответ держать перед Богом.
— Уходи! Уходи! Нет для тебя здесь места! — ответил ему святой Пётр.
— Прошу тебя, — взмолился кузнец, — позволь мне только одним глазком взглянуть, как живут в раю.
Открыл святой Пётр райские ворота, а кузнец — фьють! — прошмыгнул у него под рукой и очутился в раю. Неподалеку он увидел кучу какого-то тряпья, среди которого узнал свои старые штаны, что несколько лет назад отдал одному нищему. Сел он на них, а святой Пётр его гонит:
— Тебе говорят, убирайся отсюда!
— Не уйду! — ответил упрямый кузнец. — Я останусь здесь и буду сидеть на моих штанах.
Подивился святой ключник. Пошёл он к господу-Богу сказать, что кузнец, который запер Смерть в баклажку, силой ворвался в рай и не хочет уходить.
— Нашёл — говорит святой Петр, — свои старые штаны, что дал какому-то нищему, уселся на них и не уходит.
— Ты его не трогай, — сказал господь-Бог, — а то он такой лютый, что, если рассердится, так нам всем несдобровать. Пусть останется!
Так хитрый кузнец и остался в раю.
Как болезни по людям пошли
Болгарская народная сказка
Не было когда-то на свете никаких болезней. Люди умирали или от старости, или от вражьего ятагана, или из-за какого-нибудь несчастного случая: ну, скажем, кони испугаются, опрокинут телегу в глубокой ров, или деревенский бык пырнёт кого-нибудь рогами.
Жили в то время в одном городе две старые девы. Не смогли они вовремя выйти замуж, потому что были очень бедные. А обеднели они из-за своей лени да прожорливости. В один прекрасный день, испугавшись голодной смерти, одна сестра сказала другой:
— Давай-ка, сестрица, оборотимся в лихорадку. Пойдём людей лихорадить, и снова будем есть вкусно и досыта. Ведь когда человеку станет худо, и он сляжет, его близкие готовят ему самые лучшие кушанья, подносят всякие напитки, сладости — лишь бы ему только полегчало.
— Хорошо! — согласилась другая. — Только ты мне скажи, какие бывают лихорадки, а то я ведь и не знаю?
— Когда усталый человек напьётся холодной воды, наестся неспелых слив, или другой зелени, съест кусок испорченного мяса, мы влезем ему прямо в сердце и начнём его трясти: в самую нестерпимую жару мы дохнём на него таким холодом, что у него зуб на зуб не попадёт, а в самый лютый мороз мы его бросим в такой жар, что он весь покроется испариной, как в бане. Он будет мучиться от лихорадки, а мы заживём себе по-царски. Ну, ступай следом за мной! Как только выйдем на улицу, так и набросимся на первых встречных.
Сказано — сделано! Сели они на лавку у ворот и стали ждать. Через некоторое время на улице показались двое: один из них был богатый купец, другой — бедный мельник. Подкрались к ним лентяйки и тихонько пробрались в их сердца: первая — к купцу, вторая — к мельнику. Стали они их трясти. Трак-трак! — стучит зубами первый. Трак, трак-трак! — вторит ему другой. Стуча зубами и кашляя, они едва добрались домой.
Тут же в доме богача все забегали, засуетились, постлали ему мягкий тюфяк, чистые простыни, подложили ему под голову пуховую подушку, накрыли его шёлковым одеялом; стали его расспрашивать, что дать ему попить, чтобы он согрелся.
Узнали родня и приятели купца, что он занемог, и пришли его навестить. Один подаёт ему баклажку с крепкой сливовицей, другой — трёхлетнее красное вино, третий — свиную домашнюю колбасу, чётвертый — пирог из муки, просеянной через шёлковое сито, пятый — повидло, яблоки золотой налив и всяческие сладости. Каждый принёс самое лучшее из того, что у него было — ведь никому не хотелось ударить лицом в грязь. А родни и приятелей, которые почитали и уважали купца ради его богатства, было у него много. Увидев, как дрожит бедняга и щелкает зубами, все его очень пожалели — ведь никто из них до сих пор ещё не видел, как трясёт лихорадка. За время болезни близкие и родные нанесли купцу столько гостинцев — хоть бакалейную лавку открывай.
А лихорадка смотрела на вкусные угощения и облизывалась. Потрясёт, потрясёт больного, а потом ненадолго оставит в покое — передышку ему даёт. А как только его переставало знобить, он чувствовал облегчение, и становился таким ненасытным, что все вокруг диву давались, куда только вмещается вся эта еда и питьё. А это лихорадка, что сидела в нём, всё поедала и выпивала. Чего только она не пожелает — всё ей несут. Проклятая лихорадка ест, пьёт, да спит, а у богатого только живот раздувается, да так, что ему лень встать. Потому что лентяйку-лихорадку всё ко сну клонит, разленилась она теперь ещё больше, чем раньше, когда ещё лихорадкой не была, ведь тогда ей не приходилось так вкусно есть и пить, а такие мягкие тюфяки ей даже и не снились.
А хозяйка знай себе расталкивает своего больного мужа, и приговаривает:
— Проснись, хозяин, проснись! Я принесла тебе водицы, чтобы ты умылся. Встань, походи маленько по двору, подыши свежим воздухом, может, тебе и станет лучше! Залежался ты, муженёк, вот уже скоро станет три года. Днём и ночью спишь, больше всех нас ешь, а ничего тебе впрок не идёт. Только живот раздулся, словно бочка, а шея вытянулась, как шест.
— Ох, милая жёнушка, — еле-еле проговорил больной, — какой слепой не хочет прозреть! Я и хотел бы встать, да походить, только вот одурманила меня эта проклятая болезнь — всё ко сну клонит. А как только я высплюсь, проклятая снова хватает меня за шиворот и треплет, как собака требуху. А когда ей это надоедает и она оставляет меня в покое, я испытываю такой голод, словно внутри у меня завёлся ненасытный змей, и я ем, ем, но чем больше ем, тем тяжелее мне становится, дремота меня одолевает, и я забываюсь и уже не помню, кто я и где я. Поэтому, жёнушка, мне и невмочь подняться с постели.
— Что же нам делать, муженёк, как нам тебя поставить на ноги? Триста лекарей мы звали, но никто тебе не помог. Позволь мне поискать какую-нибудь мудрую ворожею, может, она тебе поможет.
— Поищи, жёнушка! Созови гадалок, ворожей, знахарок, дервишей, попов! Всех зови, только вылечи меня.
Собралась женщина и пошла к одной бедной старушке, знаменитой знахарке. Рассказала ей о страданиях своего мужа и привела к себе домой. Посмотрела старушка больного, расспросила, что у него болит, что он ест и пьёт, а потом сказала:
— Берусь я тебе помочь, если только ты будешь меня слушаться и делать всё, что я скажу. А главное — надо будет терпеть!
— Ох, бабушка, — простонал больной, — всё вытерплю, буду слушаться и делать всё, что ты скажешь, только избавь меня от этих страданий.
— Не беспокойся, сынок! Если ты будешь меня слушаться, я за три дня поставлю тебя на ноги, — сказала старушка и ушла.
Вернувшись домой, старушка нарвала у плетня пучок полыни, сварила отвар и отнесла больному. Дала она ему выпить натощак полный стакан отвара. От горького снодобья у больного чуть глаза на лоб не полезли.
— Ох, милая бабушка! — заохал он. — Что это за зелье такое?
— Не бойся, сынок, потерпи! — ответила старушка. — Эта лихорадка, что впилась в твоё сердце, не отпустит тебя, пока ты ешь только сладкое и вкусное. Ты должен есть горькое и невкусное, чтобы её прогнать. И хватит тебе нежиться в мягкой постели, ляг-ка лучше на голую рогожку, положи камень под голову и ещё два дня ничего в рот не бери, кроме моего отвара, и ты увидишь, как убежит от тебя эта проклятая лихорадка.
Больной её послушал: три дня он ничего не ел, только полынь-воду пил. На четвёртый день старушка пришла его проведать. Больной лежал на рогожке во дворе на самом солнцепеке и крепко спал.
Старушка так тихонько подошла к нему, что он даже не проснулся, взяла ведро с водой, стоявшее неподалёку, и облила больного. Вскочил купец на ноги бодро, как в былые времена.