- Но тем не менее выкрутились как-то.
- Это Серж нас всех как-то выкрутил. Да притом так, что халиф начал ему в друзья набиваться, - и Шехерезада, как свидетель, описала Ахмеду и Али-Бабе всё течение событий. - Пожалуй, я сделаю красивую историю про это приключение.
Ахмед рассмеялся и сказал:
- Я же говорил, тебе, Синдбад, что привел с собой очень талантливого авантюриста. Думаю, он еще не раз выручит нас. Что с лампой-то будем делать?
- Как что? - ответил Абу. - Раз она теперь не волшебная, то нальем масла и будем освещаться.
- Я вам налью! - угрожающе пообещал высунувшийся из лампы джинн. - Ишь что удумали! Не для этого она делалась.
- Мы знаем, для чего она делалась. Я полагаю, что ты просто саботажник, а дырка в лампе - просто предлог, чтобы тебе ничего не делать. Может, ты сам ее специально и провертел.
- Ах ты, ворюга несчастный, думай, что и кому говоришь! - запинаясь от возмущения, вскричал ламповый сиделец. - Да я из тебя котлету сделаю! Имею я право отдохнуть на старости лет или нет?
- Эй, эй, прекратите сейчас же! - вмешался я в перепалку. - Конечно же, уважаемый джинн, имеешь право на спокойную старость. Тебе уж, наверное, за две тысячи перевалило.
Джинн задумался:
- Да, пожалуй.
- Выпить хочешь?
- А что у вас есть? - и джинн, высунувшись уже по пояс, начал внимательно оглядывать стол.
- Сладкое греческое вино.
- Не диковинка. У меня его хоть залейся. О, соленые грибочки из северных стран! И вы их оскверняете сладким вином?
- Оскверняем?
- Конечно. Грибки требуют особого напитка. Бражка называется. Только на севере и делают.
Синдбад со вздохом поднялся, порылся в одном из шкафчиков и поставил на стол корявую стеклянную бутылку с какой-то мутной жидкостью.
- Она? - спросил джинн.
- Она, - подтвердил Синдбад.
- Тогда я выхожу. Поставьте лампу на пол. Я выберусь без дыма и огня.
Поставили. И действительно - словно вытек из лампы, превратившись в благообразного старика среднего роста. Отодвинул ногой лампу в сторонку и устроился за столом.
- Кто-нибудь еще будет? - берясь за бутылку с брагой, спросил джинн. - Нет? Ну, тогда я один. Грибочки пододвиньте, пожалуйста. Далековато за всем этим добираться на север. Сейчас даже мне тяжело стало. Устаю быстро. Так что спасибо за угощение. Ваше здоровье!
- Уважаемый джинн, - полюбопытствовал пытливый Аладдин, - а не будет нескромным как-то взглянуть на ваше жилище изнутри? Интересно, какая у вас там обстановка?
- Взгляни. Чего уж там. Как я понимаю, опять я тебе в руки попал. Не хочу портить отношения. Отойдите от лампы. Я ее сейчас увеличу.
И лампа стала быстро разбухать, став даже выше стола. Аладдин подошел к ней и по плечи склонился в горловину. Изнутри послышался женский визг и плеск воды. Аладдин отпрянул и обернулся к нам с мокрым лицом.
- Так они у него там голые! А обстановочка шикарная.
- Понятно, что у каждого свое представление о спокойной старости, - сказал Ахмед. - Так что всё же будем с лампой делать? Опасна она для каждого обладателя. Заманчивая штука для всяких махинаций. Аладдин свою проблему решил и без нее. Я бы советовал избавить мир от нее раз и навсегда.
- Это ты к чему клонишь? -- подозрительно спросил Ахмеда джинн, перебегая глазами по нашим лицам, и не переставая при этом дожевывать грибочки.
- Оставим ее Синдбаду. Пусть завезет на какой-нибудь необитаемый остров и засунет подальше в какое-нибудь потайное место. Или, может, бросить тебя в море, где поглубже? - спросил Ахмед у джинна.
- Нет, лучше на остров. Сырость не люблю. А вы не глупые ребята. И не жадные. Полезу домой. Да пребудет вам всем счастье! - и джинн влился в свою уже уменьшившуюся до обычных размеров посудину.
- Синдбад! - скомандовал Ахмед.
Тот взял лампу и спрятал в шкаф. Никто даже не попытался что-то возразить или спросить. Вот что значит понимать друг друга даже без слов! А Аладдин, вытирая лицо развязанной чалмой, попросил совета:
- Как мне одеться-то на свидание с Будур? - и все в ожидании квалифицированных рекомендаций заинтересованно уставились на Шехерезаду.
Она немного подумала и начала повествовать самую подходящую случаю историю:
"- Однажды известный парижский модельер Жан-Поль Готье*..."
Тут ее голос стал падать, а лицо приняло удивленное выражение.
- Нет, это что-то не то. Откуда взялось? Не понимаю. Виновата... Да одевай, что хочешь, Аладдин! Было бы только чисто и аккуратно. Побрякушками всякими не злоупотребляй.
- Я вижу, все уже устали, - подвел итог ночи Ахмед. - Давайте расходиться по домам.
В каменном доме на улице Ткачей уже обычная дневная суета. Не успеваю открыть дверь в свои гостевые апартаменты, как навстречу из комнаты выходит Зубейда, держа под мышкой брыкающегося чертенка с обиженной физиономией.
- Меня уносят, - увидев меня, деловито сообщает Джамиля. - Говорят, что нельзя заходить к гостю, когда его нет дома, - и, обращаясь уже к Зубейде, -- Поставь же меня, наконец! Ты же меня уже вышла. Чего вы смеетесь? Подумаешь, нельзя так нельзя. Зайду в другой раз. Свои колени для моего сидения приготовь, Сержи-сахеб. Я тебя еще ни разу не сидела, - и, окинув взглядом Зубейду с ног до головы, о чем-то понимающе хмыкнула и испарилась.
- Спать, спать и только спать, - говорю я Зубейде, упреждая всякие вопросы. - Чертовски устал. Или как нужно у вас говорить? Может, иначе - устал как шайтан?
- Все равно, Сержи-сахеб. Чёрт и шайтан одно и то же.
- А здравствуйте и салям алейкум?
- Тоже так и так у нас говорят. "Здравствуйте" обычно говорят, когда в разговоре участвует иностранец.
- А ты умница. Грамоте как училась?
- У меня отец учитель в медресе. Может быть, Сержи-сахеб хочет, чтобы я его помыла перед сном? Гюльнара-ханум говорит, что я должна и это делать.
Да-а, вот задачка-то. Это значит раздеваться догола, а Зубейда будет мне всё мыть. Как-то стеснительно. С другой стороны, заманчиво. В этой жаре у меня одежда уже к телу липнет, и кожа не дышит. Эх, была не была!
- Ты знаешь, Зубейда, у меня на родине мужчины моются сами. Здесь другие порядки, к которым придется привыкать. Мыться-то всё равно надо.
- Тогда я пойду, скажу, чтобы принесли побольше теплой воды. Я вас позову. Вон там, - Зубейда указала на угол комнаты, - разная одежда. Гюльнара-ханум принесла, чтобы вы себе что-нибудь выбрали.
Иду в угол. Чего тут только нет! И всякие штаны. И всякие рубахи. И всякие халаты. Выбираю пока тонкий и легкий явно не для улицы халат. Раздеваюсь догола и набрасываю халат. Отлично. Свободно и по полу не волочится. С террасы заглядывает Зубейда.
- Всё готово, Сержи-сахеб.
Выхожу на террасу и сворачиваю в туалетную комнату. Несколько бадей с водой. В имитации ванной стоит скамеечка, на которую, скинув халат, я и сажусь. Зубейда уже в надетом прямо на платье длинном кожаном фартуке, полив водой, намыливает мне голову. Долго и привычно теребит волосы пальцами, моет лицо и споласкивает. Затем еще раз. К телу она приступает с самой что ни на есть настоящей морской губкой. Всё шло хорошо до пояса. Потом мне пришлось встать для продолжения. Вот тогда и начались трудности. Со спиной и ниже Зубейда справилась в два счета. Но когда я повернулся к ней лицом, то ниже живота начались какие-то странные и нерешительные маневры. В конце концов я забрал у нее губку и сам обработал свои интимные места.
- Спасибо, извините, - виновато пробормотала Зубейда, принимая обратно губку.
С ногами покончено быстро. Несколько кувшинов воды сверху - и я чист. Процедура помывки завершилась. Выбираюсь из "ванной". Мне накинули на голову огромную простыню и осушают через нее волосы. Затем простыня оказывается обернутой вокруг меня. Зубейда присаживается на корточки и вытирает мне ноги ниже колен. Затем снимает фартук, забирает мой халат и распахивает дверь, приглашая выйти и переместиться в жилище.