- Спасибо, Ахмед-ага, спасибо, Сержи-сахеб, но я не достойна такой вашей доброты.
- Достойна, достойна. Я уверен. Выбирай, что тебе по душе. Серж, прикажи ей. Ведь это твоя служанка.
- Зубейда, ты хочешь обидеть меня и Ахмеда-ага?
- Я никогда не посмею, Сержи-сахеб.
- Тогда не стесняйся, - и девушка, сопровождаемая Махмудом, принялась рассматривать выставленные в лавке ювелирные чудеса.
- Интересно, что она выберет? - вполголоса сказал Ахмед. - Берусь спорить, что она нас удивит.
- Тебе спорить не с кем, - ответил я. - Я уверен, что удивит.
Ждать пришлось довольно долго. Наконец Зубейда окончила свои изыскания и подошла к нам. Махмуд выложил перед нами отобранные вещи.
- Зубейда, одень, пожалуйста, - попросил я. И вещи перекочевали на предназначенные для них места.
Широкий браслет - на запястье, два браслета-змейки - на предплечья, поясок из скрепленных между собой прямоугольных элементов - на талию, кольцо - на безымянный палец и кулон с голубоватым камешком - на шею.
- Поразительно, Зубейда! - воскликнул Ахмед. - Впервые вижу женщину, которая при свободе выбора богатству золота предпочла ажур и изящество серебра! Как ты поняла, что серебро тебе идет больше золота?
- Не знаю, Ахмед-ага. Вы же сказали взять то, что мне больше нравится. Я и взяла.
- Понятно. Все выбранные тобой вещи лежали в разных местах. И самое удивительное - то, что выбирая их порознь, ты выбрала вещи одного и того же мастера из Дамаска. Другого такого мастера по серебру на всем Востоке нет. Али, где та вещь, которую я велел никому не продавать?
- Сейчас, Ахмед-ага, - и Али принялся рыться в одном из сундуков. - Вот, нашел! - воскликнул он, передавая Ахмеду небольшой мешочек.
На свет появилось и было разложено на столе неширокое серповидное серебряное ожерелье сказочной красоты и изящества. Огромный каплевидный сапфир в центре и два чуть поменьше, но круглых по бокам от него, и густая россыпь более мелких, а также и крошечных сапфиров по всей вещи.
- Тот же мастер. Оно твое, Зубейда. Молчи! Серж, пристрой его на место.
Я снял с девушки выбранный ею кулон и заменил его на ожерелье. Попутно снял и платок с ее лица. Али и Махмуд очарованно вздохнули. Нам-то с Ахмедом легче. Мы лицо Зубейды уже когда-то и где-то вроде видели. Но три сапфира на груди и два сапфира глаз на лице девушки делают поразительным даже для нас такое сочетание. Лучшего места для ожерелья и не найти!
- Редкое чувство гармонии и тонкого вкуса у тебя, Зубейда. Садись вот сюда, - указал рукой Ахмед.
Она немного поколебалась и нерешительно присела рядом со мной.
- Меня уже и не удивляет, что ты умеешь читать и писать. Что само по себе редкость среди женщин.
- Ее отец учитель в медресе, - вспомнил я. - Подозреваю, что она продала себя, чтобы выручить его. Это так, Зубейда?
Девушка кивнула, не поднимая глаз. Ахмед подал ей пиалу с чаем и о чем-то задумался, словно что-то вспоминая и сопоставляя.
- Ты дочь Бахтияра-хаджи из медресе Акбара?
- Да, - Зубейда вскинула глаза на Ахмеда. - Вы его знаете?
- Знаю. В том-то и дело, что знаю. И при этом очень хорошо. Только давно мы с ним не встречались. Вот что, идите-ка вы домой. А мне нужно подумать.
Зубейда повязала на лицо платок, и мы отправились обратно на улицу Ткачей.
Тюбетейка и жилетка полетели в угол. Я развалился на оттоманке, а Зубейда, сняв с лица платок и сбросив накидку, устроилась у меня на коленях. Я прижал ее к груди и поцеловал в носик.
- Всё равно ты мне больше нравишься без всяких украшений.
- Тогда я не буду их одевать.
- Нет, лучше ты их будешь просто снимать, когда мы вдвоем.
Она не успела ответить. Требовательный стук в дверь - и в комнате нарисовался чертенок.
- Так я и подозревала! Мое место уже занято. Зубейда, нельзя так нахально тебе одной пользоваться нашим гостем. Он всехний гость.
- Пользуйся, пользуйся, Джамиля, - Зубейда, улыбаясь, соскользнула с моих колен и села напротив.
Джамиля по-хозяйски устроилась у меня на коленях. Поерзала, устраиваясь поудобнее.
- Зубейда, тебе нужно кормить его получше. Жестко сидеть.
- Я постараюсь, Джамиля. Я ведь только недавно...
- Я знаю и потому прощаю тебя.
- Спасибо, Джамиля. Ты добрый и справедливый человек.
Девочка задумалась.
- Правда? Мне почему-то тоже так кажется. Когда я уйду, то ты можешь вернуться обратно. Разрешаю. Вот, совсем отвлекли меня от дела, и я забыла, зачем пришла. Нет, вспомнила. Сержи-сахеб, бабушка мне по большому секрету сказала, что Зубейда очень хорошая девушка.
- Согласен с ней. А ты сама как думаешь?
- А мне и думать не надо. Я вижу, что хорошая. Да и ты вроде ничего себе. Так что не обижай ее, - и Джамиля кряхтя начала слезать с меня.
- Тяжело мне с вами со всеми, - с глубоким вздохом произнесла она. - Не говорите никому, что меня видели, - и унеслась куда-то через террасу.
Мы с Зубейдой от души рассмеялись.
- В самом деле, на это чудо невозможно рассердиться!
Опять стук в дверь. Заглядывает Гюльнара-ханум.
- Джамиля не у вас?
- Нет, - отвечаем мы хором.
- Гюльнара-ханум, хочу поблагодарить вас за одежду. Я выбрал, что мне нужно. Остальное можно забрать.
- Подошло? Зубейда соберет лишнее. Вы, Сержи-сахеб, довольны ей?
- Доволен.
- Старательная и внимательная девушка. Скоро ужин будет готов, - и Гюльнара-ханум ушла.
- Чем это ты всех обольстила в этом доме всего за один день? - спросил я Зубейду, опять усаживая ее себе колени и целуя во всё тот же носик.
- Не знаю, - прижимаясь ко мне, отговаривается Зубейда.
- Будем ужинать или сделаем что-нибудь еще до ужина? - шепнул я ей на ухо.
- Как скажете, Сержи-сахеб.
- Или, может, не до, а после ужина?
- Как скажете, Сержи-сахеб.
Мы не были уверены в правильности выбора из "или - или" и поэтому сделали это "что-нибудь" до ужина. А потом, на всякий случай, чтобы уже точно не допустить ошибки в выборе, сделали "что-нибудь" еще и после ужина. И только успели привести себя в относительный порядок, как к нам пожаловал Ахмед-ага и тяжело опустился на оттоманку напротив меня. Зубейда мгновенно поставила на столик поднос с фруктами и сластями.
- Чай или кофе, Ахмед-ага?
- Надо поговорить, - хмуро произнес он. Зубейда поклонилась ему и направилась к двери. - Зубейда, останься. Разговор будет о тебе. Сядь рядом со мной.
- Что случилось? - поинтересовался я.
- В общем-то, ничего. Кроме одной досадной ошибки, которую мы все невольно совершили вчера с покупкой Зубейды. Конечно, кто мог знать, но тем не менее проблема возникла, и довольно запутанная. Я один без вас разрешить ее не смогу.
- Ахмед, не говори загадками.
- Сейчас, соберусь с мыслями. С Бахтияром-хаджи - отцом Зубейды - я знаком очень давно и многим ему обязан. Правда, встречаемся мы очень редко, а дома у Бахтияра я был всего раз где-то лет десять назад. Ты, Зубейда, была тогда крошкой, как Джамиля, и помнить меня не можешь. Хотя и крутилась около нас. А я тебя узнать на рабском рынке тоже никак не мог. Ты ведь выросла и изменилась. Последний раз мы с твоим отцом, Зубейда, разговаривали в медресе Акбара где-то с год назад. Как и за что он угодил в зиндан, я не слышал. Иначе просто внес бы выкуп, и тебе, Зубейда, не пришлось бы стоять на рабском рынке.
- Ахмед-ага, так вы тот, кого мой отец называет Ахмед из ниоткуда? - воскликнула Зубейда.
- Вот именно. И получается, что в то время, когда мой хороший товарищ попал в беду, я покупаю его дочь в рабыни для своего молодого приятеля.
- Вот так каша заварилась, - только и смог промолвить я.
- Но вы же ни в чем не виноваты, Ахмед-ага, - попыталась успокоить его Зубейда, взяв за руку. - Это я что-то не так сделала. Мама, наверное, вас знала, но она весной умерла. Когда отца схватили, я осталась одна с младшей сестрой. Мне нужно было как-то разыскать друзей и знакомых отца. Правда, как? Он о них говорит мало. Вы же знаете его, Ахмед-ага. Затворник, молчун и бессребреник. Умрет, а никого о помощи просить не станет. Всё сам и сам. Что мне оставалось делать, когда его кинули в зиндан? Мы с сестрой оказались как в пустоте, и денег в доме ни куруша. А визиря Джафара все боятся.