— А это уж моя забота, голубушка! Явится — и все тут! — Овинник хитро прищурился, — да ведь работенка нехитрая! Соглашайтесь, лапушки! Я бы каждую из вас зеркальцем слюдяным одарил…
Русалки тут загалдели, запросили: «Поможем, сестрица, старичку…» Старшая с минуту молчала да и кивнула: утащим, мол, дружку твоего!
Овинник из-за пазухи зеркальца вынул, раздал девушкам и откланялся. У него еще много дел было…
А задумал он на сей раз вот какую пакость.
В деревне был у него заклятый враг — пасечник Микита. Овинника он не жаловал и к хозяйству близко не подпускал. Дом у пасечника был богатый да крепкий, и поговаривали, что у него за печкой сам Домовой поселился и в хозяйстве ему пособляет. Домового Овинник терпеть не мог еще пуще, чем самого Микитку. Вот и решил он им обоим насолить…
Микитка назавтра в баньку собрался. Новехонькая у него была банька, добротная — у самой реки за огородом стояла. Микитка так помышлял: «Попарюсь и — в воду!»
А завтра русальи игрища будут, на берег носа не показать — русалки утащат. Так умный Микитка что сделать решил: бочонки с водицей студеной прямо к баньке поставить и на берег реки не ходить!
Одного пасечник не предусмотрел — Овинникова гнева. А разгневанный Овинник вот что задумал: веники банные березовые подменить Микитке на крапиву… Хватит себя таким веничком пасечник по бокам да от боли-то и позабудется — на бережок побежит, чтобы в речку окунуться. Тут-то его русалочки и поймают…
…Овинник шел по лесу и довольно потирал ручонки… Скоро, ой как скоро, Микитка из пасечника превратится в рыбьего пастуха!
Размышляя таким образом, Овинник между тем добрался до поляны, сплошь поросшей крапивой. Достал он из котомки два мешка да рукавицы, и ну крапиву драть! Когда один мешок был уже полон, Овинник вдруг увидал рядышком молодую, зеленую березку.
— Наделаю-ка и себе веничков, — хихикнул Овинник.
Подобрался он к березе, стал ветви ломать и второй мешок ими наполнять. Работа у него в руках спорилась, и вскоре второй мешок, полный до краев, стоял рядышком с первым. Только их Овинник бечевой подвязал да собрался было на плечи закинуть, как вдруг сзади его окликнул звонкий голосок-колокольчик:
— Эй, Овинник Банный, вечер добрый! Как поживаете?
Овинник обернулся. Перед ним стояла Майя и вертела в руках тоненький березовый прутик. Овинник струхнул: никто и никогда веников березовых не ломал без дозволения этой девчонки, внучки Лешего. Но он так увлекся своей затеей, что и разрешения спросить позабыл.
— Ой, матушка! Ой, не губи! — запричитал Овинник, — совсем забыл! Старый стал! Прости, сделай милость!
А Майя Овинника не слушала. Она краем глаза следила, как за его спиной во тьме возникли бесшумно две тени и поползли к мешкам.
— Прости старика! — продолжал между тем Овинник, — позабыл! Годы, видно, свое берут…
Майя улыбнулась:
— Что-то сегодня все на старость пеняют да жалуются! — хитро проговорила она.
От этих ее слов тень побольше еле слышно обиженно забулькала, а тень поменьше встрепенулась и даже погрозила Майе сухоньким кулачком. Майя нахмурилась и грозно поглядела на Овинника:
— Что же мне теперь с тобой делать? — как могла сурово спросила она.
— Отпусти, красавица! — заныл Овинники медовым голосом пропел, — отпусти, зеркальцем одарю!
— Не нужно мне твоих зеркал, русалок вон одаривай! — поморщилась Майя и умолкла, словно прикидывая, какую расправу над вором учинить.
«Вот чертовка! — подумал Овинник, — как в воду глядит!..»
Однако напуганный ее суровыми речами, заныл и запричитал пуще прежнего.
Майя тем временем украдкой наблюдала, как Леший и Водяной — а это были именно они! — подползли к мешкам и тихонько поменяли их местами. После чего Леший ухнул филином, что означало «Готово!», и обе тени мигом растворились во тьме.
Овинник обернулся на звук — два его мешка целы и невредимы, а на березке сидит большущий филин и таращит на него глаза. Овинник повернулся было к Майе, но той уже и след простыл — лишь одинокая веточка валялась на тропке…
— Чертовка! — покачал головой Овинник, — не фея, а бесенок!
Вздохнув теперь свободно, он взвалил мешки на спину и побрел по направлению к селу, напевая:
Из темноты раздалось хихиканье Майи, но Овинник, увлеченный пением, его уже не услышал.
Глава 7. Отмель