Но, что-то ещё не давало ей покоя. Мари прислушалась к себе и поняла. Во время бреда господин Деко произнёс имя её матери.
«Чушь, — подумала Мари, — разве мало на свете женщин с именем Валентина? В бреду ему могло померещиться, что угодно. Жаль, что он не мой отец, я бы любила его и гордилась.»
Сняв платье и расшнуровав корсет, Мари легла. Но несмотря на усталость, сон не шёл к ней. Перед глазами мелькали события последних дней. Вот она в гондоле вместе с Орсо, а вот они с Жанной остались одни в подземелье, битва, статуя Фемиды на которую она вскочила… Стоп! Мари привстала на постели, она же тогда что-то машинально забрала с чаши весов, которую держала статуя, забрала и положила в карман. Потом ранение Деко и находка моментально стала неважной. Мари спрыгнула с постели, пол был холодный. Она подошла к стулу и сняла своё платье, в котором она была во дворце Дюскере. Оно было порвано в нескольких местах. Мари покопалась в кармане и нашла небольшой продолговатый конверт. Вскрыв печать, она прочла письмо, видимо, Генрих действительно писал его в минуту ярости, потому что в письме были строчки:
«Я готов немедленно уйти в монастырь, потому что каждое моё слово подвергается сомнению, со стороны архиепископа. Не подлежит сомнению, что его притязания на власть на руку только Гизам.»
Такой пинок в сторону архиепископа Франции действительно мог стоить Генриху короны, только вряд ли он отделался бы монастырём. «Опасная игрушка, особенно, если она попадёт в чужие руки», — поняла Мари. Она зажгла свечу, и поднесла к пламени письмо. Оно вспыхнуло. Когда пламя почти дошло до пальцев, Мари бросила горящую бумагу на серебряное блюдо и позволила письму прогореть до конца. Налила в бокал вина из графина, высыпала туда тщательно измельчённый пепел, и морщась выпила.
Антонио проснулся и осторожно огляделся. Орсо и Базиля в комнате не было, он обрадовался, хотел было встать, но вовремя заметил, что на стуле не было одежды. Вчера Базиль его отчитал за долгое хождение по комнате, теперь ему целый день предстоит провести в кровати.
Дверь его комнаты тихо приоткрылась и из-за неё осторожно показалась кудрявая голова Сандро.
— Заходи! — обрадовался Антонио.
Вместе с Сандро в комнату вошёл его брат.
— Здравствуй! Э, да я смотрю, тебя тут в строгости держат, — шутливо сказал он. — Мы тут кое что принесли, одевайся! — он бросил на стул трико и колет.
— Тебя охраняют как сокровище, — со смехом сказал Сандро, — подступиться нельзя. Держи башмаки.
Антонио быстро оделся. Братья сели на стулья, которые стояли у стола.
— Никого к тебе не пускают, — поддержал Марко. — Мы тут вчера хотели к тебе прорваться, так Орсо как скала встал на пороге и не пустил.
— Ну почему никого, — ответил Антонио, — Мари вчера заходила.
Братья переглянулись.
— Я за отца волнуюсь, как он там без меня, — серьёзно сказал Антонио.
— Графиня ездила к нему лично, — сказал Марко, — упросила, чтобы ты немного пожил во дворце Фоскари в качестве чтеца, поскольку Лючию, это бесценное сокровище, забрала её подруга.
— Уфф, — облегчённо вздохнул сын книготорговца, — а как шевалье?
— Отец выздоравливает, — сказал Сандро, — монастырский лекарь его с того света просто за уши вытащил, сейчас он уже у себя во дворце.
— Это были приятные новости, — сказал Антонио, внимательно глядя на братьев, — а неприятные?
Сандро подтолкнул Марко локтем, и тот, тяжело вздохнув, признался:
— А неприятная новость всего одна — после поимки Жиля его, видимо, допросили с пристрастием, всеми нами интересуется стража епископа.
— Вашего? — переспросил Антонио.
— Венецианский дож тоже имеет титул епископа, — уточнил Сандро. — За любым передвижением следят и за домом твоего отца, кстати, тоже, но пока никого не арестовывают.
— Графиня знает — спросил Антонио.
— Думаю, Орсо уже ей доложил. Пока вы в её доме, вам ничего не грозит, она же племянница дожа, — ответил Марко.
— Тем более непонятно, — сказал Антонио, — зачем следить за своей родственницей?
— Очень даже понятно, — сказал Сандро, — когда речь идёт о шпионаже в пользу другого государства, родственные отношения отставляют в сторону.
Антонио присвистнул и сел на кровать.
— И что теперь делать? — спросил он.
— Выздоравливать, — сказала Изабелла, входя.
Юноши поспешно встали и поклонились, приветствуя её.