— Просто не уверен, что это такое уж точное определение, — хмурится Тони. — Именно духу? Или локальному божеству? Или даже не локальному? Одному или их тут целая теплая компания? Или подарки достаются призракам, убегающим с Бернардинского кладбища погулять на воле? Но, в общем, ладно. Главное, что достаются. Кому-то этакому. Непростому. Непостижимому и неопределенному.
— И записки с просьбами небось привязывают?
— А вот знаешь, вроде бы нет. Я тоже сразу подумал о просьбах, но Люси сказала, что ничего подобного в жизни не слышала. Мы с ней тогда специально посмотрели — никаких записок.
— Тогда какой смысл?
— Ну здрасьте. Когда ты ко мне вваливаешься с подарками, или, скажем, на день рождения идешь, или просто так, под настроение что-то прекрасное кому-нибудь тащишь, — какой в этом особый смысл?
— Порадовать, конечно. И заодно подать сигнал: «Эй, я — источник твоей радости! Меня надо любить». Звучит по-идиотски, зато правда.
— Ну да. Думаю, с духами ровно то же самое. Порадовать и подать сигнал: «Я хороший, меня надо любить». Лучше и не сформулируешь.
— А все-таки, за подарки полагаются какие-то бонусы?
— Да черт его знает. Как я понял из Люсиных объяснений, ничего конкретного. Но в целом, безусловно, предполагается, что у дарителя будет более счастливая жизнь, чем в среднем по палате. Хотя все равно без гарантий. Но, конечно, шепотом рассказывают разные истории об озолотившихся в одночасье владельцах галерей, чудесных исцелениях, сложившихся семьях и внезапно обретенных смыслах бытия. Какая-либо связь с подношениями во всех случаях неочевидна и совершенно недоказуема. Однако общее мнение таково, что подарки лучше время от времени приносить, а требовать чего-то конкретного взамен как минимум рискованно. И уж брать отсюда ничего нельзя, ни в коем случае. Хотя все равно, думаю, растаскивают понемножку — те, кто случайно забрел. Дети, например. Кроме них по этим зарослям вряд ли кто-то лазает… Во всяком случае, экспозиция постоянно обновляется.
— С другой стороны, может быть, подарки забирает именно genius loci? Непостижимый-то он непостижимый. И, не сомневаюсь, неопределенный. Однако хозяйственный. Тащит добришко в погреб, и правильно делает — если уж это ему принесли.
— Во всяком случае, местное население совершенно в этом уверено. Ну и я с ними за компанию надеюсь, что так. Вот видишь, зонтик принес в подарок. Просто из вежливости. Пусть будет. Все-таки столько лет в Заречье живу, а взносов еще не делал.
— Слушай, а если я тоже что-нибудь положу? Или только зареченским жителям можно?
— Хулы не будет, — смеется Тони. — Подарки — такое дело, знай давай, да побольше. А с адресом твоим другие инстанции пусть разбираются. Точно не Небесная Канцелярия. Но зачем тебе?
— Понятия не имею. Низачем. Просто… чтобы быть в игре.
— Да, это серьезная причина. Куда серьезней, чем моя вежливость. А что ты тут оставишь? Не сумку же?
— Точно не сумку. Куда я без нее. Зато, например, с бумажником вполне могу расстаться. Он у меня почти новый, весной из Испании привезли. Смотри, какой красивый.
— Красивый, — кивает Тони. — Самый простой способ сделать красивым все что угодно — не очень похабно изобразить на этом предмете старинную карту. Не жалко отдавать?
— Немножко жалко. Но считается, это и есть самый лучший подарок — с которым жалко расставаться. А карточки и деньги переложу в карман. Да и сколько там, честно говоря, этих денег. Смех один.
— Спорю на что угодно, в глубине души ты рассчитываешь поправить свое материальное положение! — хохочет Тони.
— Очень может быть. Только не в глубине души, а на ее поверхности. А на что я рассчитываю в глубине души — тайна великая есть. На то она и глубина, чтобы никто ничего не мог там разглядеть. Я — в первую очередь.
— Иногда твоя мудрость меня почти пугает, — вздыхает Тони. — Причем «почти» — это только потому, что день на дворе. Было бы темно, я бы, пожалуй, закричал.
— Ладно, учту. Когда стемнеет, буду говорить исключительно глупости. И делать заодно.
— Ловлю тебя на слове. Смотри не обмани.
Когда мы играем в фанты, Нёхиси всегда водит. Меня это совершенно устраивает. Слушать, что он скажет, мне гораздо интересней, чем придумывать задания. И выбирать фанты наугад тоже очень интересно, хоть и непросто. Для того, чтобы не видеть, что беру, мне недостаточно зажмуриться и отвернуться: мои руки даже более зрячи, чем глаза. Единственный способ — вывернуться наизнанку. Это требует всех моих сил и всего внимания, но оно того стоит. В такие минуты я вижу только безбрежную тьму и ослепительный свет, которые и есть весь мир. Который, в свою очередь, и есть я. Не знаю, как еще объяснить.