Мы проникли в общую спальню, где почивали монахи, и нашли Хью. Виланд вложил ему в руку меч, и юноша, не просыпаясь, крепко сжал его рукоять. Затем Виланд пошел в церковь при монастыре - войти вглубь он не осмелился и остановился на пороге - и швырнул на пол все свои кузнечные принадлежности: молот, щипцы, рашпиль, - чтобы показать, что он покончил с делом навсегда. Грохот раздался такой, будто упали рыцарские доспехи. Сразу же сбежались сонные монахи, решившие, что на монастырь напали французы. Первым примчался Хью, размахивая боевым мечом и выкрикивая саксонские боевые кличи. Увидев кузнечные инструменты, все были сбиты с толку и ничего не могли понять, пока послушник не попросил разрешения говорить и не рассказал всем, как он поступил с фермером, что он пожелал Вейланду-кузнецу и как потом он нашел на своей кровати замечательный меч с древними рунами.
Сначала аббат покачал головой, но потом рассмеялся и сказал нашему послушнику: "Сын мой Хью, я и сам знал, без всяких знаков от языческих богов, что ты никогда не станешь монахом. Бери свой меч, и храни свой меч, и не расставайся со своим мечом, и будь так же добр, как ты силен и внимателен к людям. А инструмент Виланда мы повесим перед алтарем, потому что, кем бы этот Кузнец Богов ни был в прошлом, мы знаем, что он честно зарабатывал свой хлеб и тем приносил нам пользу". Потом все снова отправились спать, все, кроме Хью; юноша сидел во дворе, играя с мечом. У выхода мы с Виландом расстались. "Прощай, - сказал он. - Ты остался по праву. Ты видел, как я пришел в Англию, теперь ты видишь, как я ухожу. Прощай же!"
И он побрел вниз, туда, где начинается большой лес, - это место вы называете лесной опушкой. Именно там он когда-то высадился. Некоторое время было слышно, как он пробирается сквозь густые заросли к Хосбриджу, затем все стихло. Он ушел. Вот так это случилось. Я сам все видел.
Дети надолго затаили дыхание.
- А что стало с послушником Хью? - спросила Юна.
- А с мечом? - спросил Дан.
Пак осмотрел лужайку; она лежала в тени холма Пука, в покое и прохладе. Где-то рядом пронзительно кричал коростель, а в ручье начали прыгать маленькие форельки. Из ольшаника, нервно махая крыльями, прилетел большой белый мотылек и стал кружить над головами детей, а над ручьем появилась легкая дымка тумана.
- Вам это действительно интересно? - спросил Пак.
- Да, да! - дружно крикнули дети. - Ужасно интересно.
- Очень хорошо. Я обещал вам, что вы увидите то, что увидите, и услышите то, что услышите, хотя это и произошло три тысячи лет назад, но в данный момент мне кажется, что, если вы сейчас же не вернетесь домой, вас начнут искать. Я провожу вас до ворот.
- Ты еще придешь сюда, когда мы будем здесь? - спросили дети.
- Конечно, ну конечно, - ответил Пак. - Я, видите ли, уже бывал здесь раньше. Пожалуйста, подождите минутку.
Он дал им каждому по три листа - Дуба, Ясеня и Терновника.
- Пожуйте их, - сказал он. - Иначе дома вы расскажете о том, что видели и слышали, а насколько я знаю взрослых, они тут же пошлют за доктором. Кусайте же листья!
Дети откусили.
ГИМН ДЕРЕВЬЯМ
В Старой Англии, как нигде,
Зеленый лес прекрасен,
Но всех пышней и для нас родней
Терновник, Дуб и Ясень.
Терновник, Ясень и Дуб воспой
(День Иванов светел и ясен),
От всей души прославить спеши
Дуб, Терновник и Ясень.
Могучий тис ветвями повис
Лучше всех эти ветки для лука.
Из ольхи башмаки выходят легки,
И круглые чаши - из бука.
Но подметки протрешь, но вино разольешь,
Хоть твой лук был в бою ненапрасен.
И вернешься опять сюда воспевать
Дуб, Терновник и Ясень.
Вяз, коварный злодей, не любит людей;
Он ветров и бурь поджидает,
Чтобы ради утех сучья сбросить на тех,
Кто тени его доверяет.
Но путник любой, искушенный судьбой,
Знает, где его сон безопасен,
И, прервав дальний путь, ляжет он отдохнуть
Под Терновник, Дуб или Ясень...
Нет, попу не надо об этом знать,
Он ведь это грехом назовет,
Мы всю ночь бродили по лесу опять,
Чтобы вызвать лета приход.
И теперь мы новость вам принесли:
Урожай будет нынче прекрасен,
Осветило ведь солнце с южной земли
И Дуб, и Терновник, и Ясень.
Терновник, Ясень и Дуб воспой
(День Иванов светел и ясен)!
До последних дней пусть цветут пышней
Дуб, Терновник и Ясень.
Когда они очнулись, они подходили к нижним воротам, прислонившись к которым, стоял их отец.
- Ну как прошла пьеса? - спросил он.
- О, замечательно, - ответил Дан. - Только потом мы, кажется, уснули. Было очень жарко и тихо. Ты помнишь, Юна?
Юна покачала головой и не ответила.
- Понятно, - сказал отец. - Но почему ты жуешь какие-то листья, доченька? Просто так?
- Нет, это зачем-то было надо, но я точно не помню.
И никто из них не мог ничего вспомнить, пока...
КРЫЛАТЫЕ ШЛЕМЫ
1. Центурион тридцатого
После уроков Дана оставили учить латинский язык, и Юна отправилась к опушке дальнего леса одна. Там в дупле старого березового пня была спрятана большая рогатка Дана и отлитые Хобденом пульки. Рядом возвышался холм Пука и извивался ручей, бегущий к кузнице, где стоял дом Хобдена.
Юна достала из тайника рогатку, вложила в нее пульку и выстрелила в сторону таинственно шумящего леса. Тотчас за кустами послышалось какое-то бормотание, и оттуда вышел юноша в медных, сверкающих на солнце доспехах, со щитом и копьем в руке. Больше всего Юну поразил громадный медный шлем с конским хвостом, хвост развевался по ветру.
- Ты не заметила, кто это стрелял? - воскликнул незнакомец, увидев Юну. - У меня что-то просвистело над самым ухом.
- Это я, - ответила Юна. - Я очень прошу извинить меня.
- Разве Фавн [*31] не предупредил тебя о моем приходе? - Юноша улыбнулся.
- Ты имеешь в виду Пака? Он ничего не говорил. А ты кто?
Незнакомец широко улыбнулся, показав ряд белоснежных зубов. У него было загорелое лицо и темные глаза, а густые черные брови сливались в одну линию над орлиным носом.
- Меня зовут Парнезием. Я центурион [*32] Седьмой когорты Тридцатого легиона. Так это ты выстрелила пулькой?
- Я. Вот из этой рогатки.
- Уж я-то должен кое-что понимать в метательных устройствах. Ну-ка покажи!
Он оттянул резинку и отпустил ее, больно ударив себя по большому пальцу.
- Каждый привыкает к своему оружию, - серьезно сказал он, возвращая рогатку. - С большими машинами у меня получается лучше. А эта игрушка хоть и забавная, против волка она ничто. Вы разве не боитесь волков?
- А их здесь давно нет, - ответила Юна. - Мы разводим фазанов. Ты знаешь фазанов?
- Конечно. - Юноша снова улыбнулся. - Большие, расфуфыренные. Совсем как некоторые римляне.
- Но ты ведь и сам римлянин, да?
- И да и нет. Я один из тех многих, кто видел Рим только на картинках. Мои деды и прадеды жили на острове Вектисе. В ясную погоду он хорошо виден прямо отсюда.
- Ты говоришь об острове Уайт? Это он хорошо виден перед дождем.
- Очень может быть. Наша вилла находилась на южном конце острова. Ей было уже триста лет, а конюшне еще больше.
- Расскажи мне о семье, пожалуйста.
- Хорошие семьи очень похожи. У меня была сестра и двое братьев, я средний. По вечерам мама вязала, отец проверял счета, а мы носились по комнатам. Когда мы поднимали слишком большой шум, отец говорил: "Угомонитесь! Угомонитесь! Вы забыли, что отец имеет право сделать со своими детьми? Он может даже убить их, и боги только одобрят такой поступок". Тут мама всегда говорила: "Да, это так, но боюсь, ты не очень-то похож на такого римлянина-отца". После этого отец сворачивал бумаги и сам поднимал такой шум, что нам и не снилось!
- А что вы делали летом? - продолжала расспрашивать Юна. - Играли, как и мы?
- Конечно, и еще мы ходили в гости к друзьям. Но это было невечно. Когда мне исполнилось шестнадцать или семнадцать лет, у отца началась подагра и мы поехали на воды.