Мои смиренный вид, рыдания и вой постепенно сделали свое дело. Правда, не совсем то, на которое я рассчитывал. Они стали подобны воздуху, постепенно наполнявшему пустой мешок: чем больше я унижался, тем уверенней чувствовал себя расправивший плечи Карасев. Когда мы вытащили его из палатки, он напоминал трясущегося сморчка, но сейчас сидел гордо — так, словно у его ног я был на своем месте.
— Так как же, господин, мы можем рассчитывать на прощение? — уже в который раз спросил я. — И на то, что завтра будет игра?
— Посмотрим на ваше поведение, — ответил Карасев таким тоном, что мне сразу же стало ясно: говорить не о чем, никакой игры не будет. — Я подумаю!
До этого момента я полагал, что мы с Эйвом отправились в дорогу одни. И поскольку Эйв сидел неподалеку и был все время у меня на виду, я порядком удивился, когда кто-то вышел у меня из-за спины и ударил Карасева ботинком в лицо. Послышался глухой удар подошвы о кость, Карасев повалился назад, а тихий голос Дурмана отчетливо произнес:
— Полежи, подумай! Увидев такое, Эйв поднялся со своего места и объявил:
— Высокие стороны не договорились! Петрович, кончай кривляться — пора отсюда валить!
— Погоди, — попросил я. — Хочу кое-что сказать напоследок! Эй, господин! Вытащив Карасева на свет, я встряхнул его за шиворот и сказал:
— Или завтра в полдень вы начнете игру, или сегодня в четыре утра мы вас всех здесь перехуярим! Решайте сами — это наше последнее слово!
После этого я удалился, весьма гордый предъявленным ультиматумом. И если бы Эйв не обратил мое внимание на некоторую странность, я бы так ничего и не заметил.
— Значит, если завтра в полдень они не начнут игру, — задумчиво произнес он, — мы придем сегодня в четыре утра и как следует их взгреем? Такой ультиматум кого хочешь заставит задуматься! Друг мой, да ведь это настоящий коан! Дзен ультиматума!
— Вообще-то, я не то хотел сказать, — признался я. — Просто…
— Хорошо сказал, — оборвал меня Эйв. — Ставлю что хочешь: теперь они побегут!
— Ты думаешь? — спросил я.
— Я в этом абсолютно уверен! — отозвался Эйв.
Эйв не ошибся: в предрассветный час множество ролевиков вышли из леса и потянулись через поле по направлению к шоссе. Они бежали группами и поодиночке, спеша изо всех сил и то и дело воровато оглядываясь. Многие из них собирались в такой спешке, что даже не успели толком уложить свои вещи. Некоторые тащили свой скарб, завернув его в палатку и взяв ее за углы, кто-то нес свои шмотки в руках, другие бежали, уложив барахло в спальные мешки или в полиэтиленовые пакеты.
Вскоре очередная скорбная процессия появилась на поле неподалеку от нашей стоянки, в районе коровьего брода. Выйдя на пригорок, мы наблюдали, как они идут: серые тени на фоне светлых утренних сумерек. Небо на востоке начинало потихоньку светлеть, над полями стоял холодный туман — липкий, как паутина. Ветра не было, и звуки далеко разносились по полю: топот множества ног и приглушенные расстоянием испуганные голоса.
Правда, через несколько минут они сменились истошными воплями: Маклауд и Дурман устроили в районе брода засаду. Спрятавшись за кустами, они подкараулили переходящих ручей беглецов и с улюлюканьем погнали их по полю, громка крича и размахивая лопатками. От полноты чувств они рубили притороченные к спинам отступавших мешки, и оттуда сыпались на землю консервы и чай, бланки заявок и скомканные одеяла. Поднялся многоголосый вой, отголоски которого еще долго звучали над полем: сначала он ширился и рос, а затем стал постепенно затихать, дрейфуя в тумане по направлению к Новоселкам.
Через полчаса — когда встало солнце, а туман осел на землю сверкающей росой — нашим глазам открылась удивительная картина. Весь берег ручья возле коровьего брода был завален втоптанными в землю вещами: брошенными рюкзаками и спальниками, какими-то сумками и сделанными из тряпок тюками. Одних только консервов удалось собрать два с половиной мешка, чего уж говорить об остальном!
Покончив с мародерством, мы вернулись на нашу стоянку. Постепенно утро все больше вступало в свои права: солнечные лучи разогнали промозглую сырость, над полем и лесом разнеслись звучные трели проснувшихся птиц. Легкий ветерок едва колыхал тонкие ветви деревьев, перебирая полупрозрачные листики невидимым гребешком. Неторопливо кружила над полем пустельга: то взлетала вверх в потоках теплого воздуха, то стремительно ныряла почти к самой земле.