— Мы эльфы из Лориена!
— А он вам на кой? — спросил мужик.
— Не твоего ума дело! — я тоже решил поучаствовать в беседе. — Нужен он нам, вот и всё.
— Как это не моего ума дело? — удивился мужик. — Ведь я и есть Трандуил, царь эльфов Лихолесья!
— Ты, это, — усомнился Антон, разглядывая его наряд, — не очень-то похож!
— Вы зато прямо как только что из Лориена! — возразил нам мужик, а потом повернулся к Крейзи и спросил: — Шинель-то нешто морская?
— Так ты что, действительно Трандуил? — осведомился я.
— Ну, — отозвался мужик. — Так что решайте, ко мне у вас дело или нет. Но имейте в виду, другого Трандуила вам здесь все равно не найти.
— Что же, — согласились мы, — значит дело наше к тебе.
— Так в чём же оно?
— А вот в чём, — тут мы достали коноплю и портвейн. — Должно нам, как эльфам с эльфами, всё обсудить. Испить чашу здравура и покурить Лист Долгой Долины.
— Понимаю, — оживился Трандуил, потянув из-за дерева пятилитровую канистру. — Вот, у меня припасен на такой случай спирт — чистый, как слезы Варды.
— Это хорошо, — похвалил его Крейзи, — что мы друг друга понимаем. Я — Крейзи, а это — Джонни и Джеф. На этом месте мы замерли и посмотрели на Трандуила с некоторым сомнением.
— Отличные имена, — одобрил Трандуил, — сразу видно, что эльфийские. Присаживайтесь к костру, я сейчас нашарю закусочки…
Он достал чистую тряпицу и накрыл на ней закусить — чем бог послал. Мы разлили спирту, выпили, и тогда Крейзи пустил по кругу косяк.
— Сами откуда будете? — поинтересовался Трандуил, когда первые условности были исполнены.
— Из Лориена, — автоматически ответил Крейзи, а я, не разобравшись поначалу в ходе этой беседы, решил уточнить: — С Московского района.
— А я с Горьковской, а по увлечениям — кузнец, — ответил Транд, демонстрируя в доказательство самодельный арбалет, собранный им из дерева, стальных уголков, троса, шестерни и рессоры. — Лупит с чудовищной силой арматурными прутьями. Похуй, в принципе, как попадет. Равноебуче — что боком, что остриём.
— Вещь, — признали мы, мгновенно проникнувшись к Трандуилу не только приязнью, но и уважением.
— А вот объясни нам, — обратился к нему я, — мы встали в Рохане, и там есть одна баба, Лора. Так она про странные вещи толкует…
— Лора? — рассмеялся Трандуил. — Она ебнутая, не берите в ум. Давайте лучше выпьем!
— За что? — спросил Джеф.
— Как за что? — удивился Трандуил, поправляя свою дырявую шапку. — За эльфов, конечно. A Elbereth! Тут он поднял вверх железную кружку.
— Gilthoniel![14] — откликнулись мы, в точности повторяя его жест.
Я запрокинул голову и влил в себя спирт. В горло хлынул жидкий огонь, и вскоре всё смешалось — свет и темнота, земля и озеро, небо и лес. Треща поленьями, горел костер, в котором плавилась, рассыпаясь на янтарные искры, моя прошлая жизнь. Черным дымом отлетали от меня школьные годы, мир людей обугливался по краям, постепенно истаивая и рассыпаясь узором холодного пепла. Я помню ещё, как, засыпая у огня, спросил Трандуила:
— Так мы что, действительно на игре? То есть на самом деле?
— Какие сомнения? — успокоил меня Трандуил. — Я царь Лихолесья, вы — эльфы из Лориэна. Всё на мази, так что спи спокойно. Вот я и уснул.
Утро пришло неожиданно быстро. Казалось, я только закрыл глаза — и вот уже и оно. Щурясь, я вгляделся в огромный мир: вышло солнце, в просветах между деревьями показалась мерцающая водная гладь. Утренний ветер доносил оттуда легкий плеск и настойчивый запах купороса. Это, как объяснил нам царь Трандуил, связано с тем, что военные положили на дно озера бетонные плиты и иногда используют их для обустройства танковых учений. Танки прут под водой в герметизации, только воздухозаборники видны. Мы не сразу поняли, при чём тут купорос, и тогда царь дополнительно объяснил: химией военные озеро травят, чтобы погубить водоросли и достичь особенной прозрачности и чистоты воды.
— Наверное, Костян уже приехал! — услышал я голос Крейзи. — Нам нужно к себе, в Лориен.
— Ну что же! — отозвался Трандуил. — Доброй дороги!
— Увидимся! — пробормотал я, поднимаясь на ноги. — До новых встреч! Мы отправились в обратный путь. При дневном свете побережье озера выглядело куда как лучше — сосновый бор, рассеченный на части языками вересковых пустошей, кое-где спускающимися к самой воде. По пути мы обменялись мнениями:
— Хороший мужик у них царем, — заявил я.
— Факт, — согласился Крейзи, — их величество квенту[15] сечет.
Когда мы пришли обратно к Лориному типи, то первым делом заметили Костяна — с мрачным видом он сидел у едва тлеющего костра.
— Утро доброе, — вежливо произнес Крейзи.
— Угу! — ответил Костян. — Только не для всех!
Он откинулся на бревне и рассказал нам, что случилось с ним по дороге. Оказывается, уже на выходе из электрички он начал пить водку, а чуть позже заполировал все это дело пивком. Неподалеку от Большого Красноперского Костя повстречал какого-то заезжего грибника — тот завтракал бутербродами, расположившись у поворота на полигон. Костя попросил его поделиться закуской, но мужик ему отказал. Тут Костя снова предложил ему поделиться, но мужик взбеленился и послал его на хуй. Тогда Костян подобрал толстую палку и несколько раз огрел ею сидящего у обочины мужика. Воспользовавшись возникшим замешательством, Костян подхватил с земли сверток с бутербродами, отбежал в сторону и был таков.
— Вот ведь сука! — объяснил нам своё поведение Костя, доставая бутерброды из пропитавшегося жиром газетного свертка. — Нарушает закон тайги, едой не делится! Вот я…
— Охуенный поступок! — поддержал Костяна Джеф. — Смотри — и с селедкой, и с огурцами.
— И с колбасой! — показал Костян. — Повезло!
— А есть у тебя… — с надеждой спросил я, но Костян предупредил мой вопрос, достав из рюкзака пол-литровую бутылку водки.
— Конечно, есть! Мы достали кружки, разлили водку и уселись вокруг костра.
— Ну, с добрым утром! — предложил я.
— За приезд! — согласился Костян, но нам даже выпить спокойно не дали.
— Вы эльфы из Лориена? — раздался пронзительный, трескучий голос у нас за спиной. Я повернулся, и перед моим взглядом предстал среднего роста мужик, замотанный в обрывки темно-синей занавески. Он кутался в неё так плотно, что из-под неё виднелись лишь мятые серые брюки и короткие резиновые сапоги, а над нею — грязная, неухоженная борода. Эта борода в буквальном смысле потрясла наше воображение. Потом, вспоминая её, мы подолгу спорили: действительно ли в ней застряли окурки, или между засохшими соплями сиротливо ютились только одинокие остатки макарон.
— Меня зовут Эрик, — при этих словах борода немного разошлась, пропуская наружу трескучее сипение.
Мы сидели молча, продолжая сосредоточенно разглядывать странного незнакомца. За гигантской бородой виднелось сморщенное лицо, укутанное жидкими прядями немытых волос. А в глазах, прячущихся за квадратными стеклами, читались надменность и самодовольное ожидание. Это не слишком вязалось с общим впечатлением — в остальном Эрик походил на выжившего из ума бомжа, с ног до головы завернутого в синюю занавеску.
— Это что за чмо? — тихо спросил Костян, еще не полностью оправившийся от случая с бутербродами. Но уже в следующую секунду он собрался с силами и возвысил голос.
— Ну-ка ты, иди отсюда на хуй!
— Я Эрик! — снова послышалось из-под бороды. — И собираюсь дать вам наставления в искусстве отыгрыша ваших ролей. Сам я играю роль назгула. Это значит, что мне придется много кричать, а когда назгул кричит — это внушает людям ужас.
Эрик собрался с силами, приложил руки к груди и сделал лицо, которое сам он, видимо, полагал страшным. Потом его борода снова чуть-чуть разошлась и послышался тонкий, скрипучий звук, отдаленно напоминающий вопль кошки, которой наступили на хвост.
— Аш назг, — пискляво взвыл Эрик, в упор глядя на нас.
Весь этот кошмар — голос Эрика, выражение его лица и встопорщенная борода — оказался превыше слабых сил нашего разума. Это напоминало истерику: мы смеялись и никак не могли остановиться. Вроде бы всё, ты уже успокоился, но нет — одного взгляда на бескрайнее пространство бороды хватало, чтобы та же истерика случилась опять.