Время как будто остановилось: застыли машины на набережной, стих ледяной ветер, неподвижно зависли в воздухе одинокие снежинки. Картина людей, собравшихся перед входом в ДК, запечатлелась в моей памяти подобно мгновенному черно-белому снимку. Два полукруга — они и мы — а в центре Кузьмич и незнакомый парень с обрезком биты в поднятой кверху руке. Затем бита опустилась, придавая картинке динамику и цвет: плеснуло красным, Кузьмич упал, зажимая руками голову, а вокруг парня с битой сомкнулись наши товарищи. Это произошло практически мгновенно: так схлопывается воздух после слепящей вспышки вакуумного взрыва. Секунду назад противник Кузьмича еще стоял на ногах, и вот на этом месте уже беснуется тугой комок человеческих тел.
И хотя я думал, что так бывает только в дешевых фильмах, парень с битой сумел каким-то образом выползти из этой кучи-малы. Я видел, как он на четвереньках, едва ли не ползком, выкарабкивается из-под навалившихся на него братьев и начинает вставать. Тогда я вынул из кармана бутылку из-под шампанского, шагнул вперед и прицелился, словно в гольфе или в крокете. В следующую секунду я нанес сокрушительный удар — бутылка лопнула, а парень с битой упал и больше не поднимался.
Как это ни странно, но до этого момента никто из собравшихся не предпринял никаких попыток нам помешать. Такая ситуация сохранялась до тех пор, пока с земли не поднялся окровавленный, ошалело мотающий головою Кузьмич. Но как только он встал, из задних рядов сорокоманов вылетела бутылка, попавшая Кузьмичу в лоб и вновь опрокинувшая его на землю. Это было той каплей, что опрокинула и без того уже полную чашу: увидав это, братья как будто взбесились. Вспыхнула драка, теперь уже общая. Мелькали руки и лица, события сменяли друг друга с пугающей быстротой. Впрочем, мне приходилось в них ориентироваться: в этой драке я был “вторым номером”, и мне ни в коем случае нельзя было зевать.
“Вторые номера” — термин с ролевых игр, слово, применяющееся для описания групповых боев с применением “обходного маневрирования”. Оно обозначает людей, которые в бою заходят противнику за спину и наносят удары с тыла, а также тех, кто защищает собственный строй от подобных вылазок. У наших противников “вторых номеров” не оказалось, так что мне очень пригодились запасенные заранее бутылки.
Везде, где бы я ни видел дерущихся братьев — я заходил сзади и бил их противников бутылками по головам. Наших врагов никто не прикрывал, так что работать было сущее удовольствие: я носился позади вражеского строя, нанося удары пивными, водочными, винными и другими бутылками. Дважды я отбегал к ближайшей урне за пополнением “боеприпасов”, и лишь однажды от моих действий вышел некоторый вред. Произошло это так.
Моим напарником в этом бою был брат Кримсон: он прикрывал меня, я — его. Мы понемногу присматривали друг за другом, и если Кримсон ввязывался в бой, я тут же оказывался рядом и разбивал об его оппонента парочку подходящих бутылок. В один из таких разов я привычно скользнул его противнику за спину, размахнулся и со всей одури врезал ему бутылками по ушам. Бах! Стекло лопнуло, противник Кримсона упал, а сам Кримсон заорал дурным голосом и схватился за лицо. Оказалось, что отлетевшие куски стекла воткнулись ему под кожу и только чудом не повредили глаза. Так мы узнали, что при драке бутылками “второй номер” должен наносить удар не сзади, а сбоку, чтобы осколки стекла не попали его товарищу в лицо. Впрочем, как бы там ни было — сегодня я был слишком пьян и не мог следить за ВСЕЙ ситуацией. Израсходовав очередную бутылку, я отпрыгнул назад, но споткнулся и врезался в кого-то спиной. Тут меня схватили под руки и принялись “винтить” — в горячке я не заметил, как ко мне подобрались бойцы милицейского патруля. Оказывается, пока мы дрались, к ДК прибыли две “кареты” скорой помощи и три милицейских машины.
Меня засунули в одну из них — УАЗ “буханку”, оборудованную под перевозку хулиганья. Я оказался один в полной темноте, в гулком, холодном металлическом кузове. Вынув из кармана перочинный нож (меня не успели обыскать), я принялся ковыряться в запоре, но все без толку. С этой стороны был сплошной металлический лист — ни щели, ни даже самой маленькой дырочки. Так бы я и уехал в местный отдел, если бы не Королева. Во время драки она была сильно занята: собирала брошенные нашими противниками вещи и досматривала их на предмет материальных ценностей, валяющихся без дела. В результате этого ей достался чей-то рюкзак, синяя шапка с помпонами и набор кассет с музыкой для сорокоманского КВН. Рюкзак Королева выбросила, а вот кассеты сунула в шапку и запихала поглубже в карман.
Пока она этим занималась, драка практически закончилась, а на площадке перед входом в ДК появились сотрудники милиции и врачи. Они принялись растаскивать по машинам продолжавших бесчинствовать и наиболее тяжело пострадавших. Из всех наших в милицию попал один только я, а в скорую — никто, так как Кузьмич к середине драки пришел в себя, поднялся на ноги и орудовал кулаками с завидными упорством и силой.
Увидав, что меня нигде нет, Королева пошла вдоль ряда милицейских машин и вдруг услышала, как у одной из них в кузове кто-то скребется. Ни секунды не медля, она обошла машину сзади, повернула ручку (на мое счастье, там оказалось не заперто) и открыла дверь. Стоящий в пяти шагах мент только-только начал поворачиваться на звук, как я уже выскочил из машины, в два прыжка пересек проспект Обуховской Обороны и припустил улепетывать по набережной. Мент, конечно же, бросился за мной. Но у меня был отрыв примерно в десять метров, который я постепенно сумел увеличить почти до пятидесяти. В конце концов я добежал до неосвещенной стоянки для катеров, перепрыгнул через парапет, пролетел пару метров по воздуху и приземлился в обледенелый сугроб.
Затем я пробежал метров двадцать по промерзшей земле, закатился под одну из едва различимых в темноте лодок и как мог забросал себя снегом. Невероятное количество выпитого, драка и сумасшедший бег подкосили мои силы: я натянул поглубже капюшон куртки, сунул руки в рукава, поджал под себя ноги и выключился, как свет.