— Что? — истерично завизжала она. — Ты еще глумиться будешь? Сейчас вы все отсюда уедете, стоит только мне…
Если бы она была повнимательней, то увидела бы, что выбрала не то место, где стоит орать. Её крики и так уже порядком нас разозлили, а когда она принялась угрожать — кое-кто из нас не выдержал. Перекинувшимся людям свойственна некоторая синхронность, так что не успела Ленская договорить, как мы с Эйвом упали на четвереньки и с воем бросились по полю в ее направлении.
Какое-то время Ленская смотрела на нас выпученными глазами, но когда мы подбежали поближе (а двигались мы стремительно, передвигаясь по полю огромными скачками), ей изменила ее бесноватая смелость. Видать, она сумела разглядеть в неверном свете костра перекошенные лица, пустые глаза и обильно капающую из оскаленных пастей слюну. Как-то раз в Новгороде Дурман страшно искусал одну нерасторопную женщину, и по нашим лицам Ленская поняла, какая участь ее ждет.
Повернувшись, она бросилась бежать — а мы гнались за ней с хриплым воем, преследуя ее практически по пятам. Остановились мы только метров через сто пятьдесят — у края неглубокого овражка, который по каким-то причинам не отважились пересечь. Спрыгнув в овраг, Ленская кое-как выкарабкалась на тот берег и пропала в темноте, а мы с Эйвом повыли еще немного, развернулись и потрусили назад.
Потом было много чего еще: звездное небо, пьяные крики и незнакомый сумеречный лес. Сначала мы повздорили с какими-то москвичами (им вздумалось обозвать нас козлами, за что один из них выхватил плоскостью саперной лопатки по лицу), а потом ушли в Гарсарву, где Дурман полночи исполнял под гитару всевозможные песни.
Поет Дурман хорошо, так что оставшиеся до рассвета несколько часов пролетели совсем незаметно. Я лежал на земле, слушая, как у Дурмана под пальцами рождаются тихие, печальные звуки, которым вторит его голос — глубокий и злой:
Это воспоминание стояло в моем списке последним. Дальше память отказывалась мне служить, выдавая череду смутных, никак не связанных между собою картин. Хотя теперь, с утра, мне казалось, будто бы вчера кто-то сообщил нам, что на игровом полигоне объявился Лустберг. Вспомнить бы только, кто это был: Даир, что ли? Да, точно Даир.
Это была добрая весть: к Лустбергу у нас накопилось немало вопросов. Они начинались с распространяемых СП-б Институтом Подростка “информационных справок” и заканчивались материалами уголовного дела, которое областные (Ленобласть) менты возбудили в отношении нашего братства и команды “Моргиль”. А поскольку произошло это благодаря “неусыпной заботе” Гущина и Лустберга, мне пришла в голову мысль воспользоваться случаем и как следует отблагодарить Тони за эту хуйню. Придя к такому решению, я прекратил копаться у себя в башке, выпил чашку теплой воды и принялся будить братьев.
Через пару часов свыше двухсот человек собрались на поле неподалеку от нашей стоянки. Сегодня был четверг, шестое июля — день, заявленный мастерами как начало игры. Образовав исполинский квадрат, собравшиеся приготовились слушать речь Ленского, специально для этого притащившего с мастерской свою невообразимо жирную тушу.
Пока все готовились к параду, ясное доселе небо взгорбилось громадами дождевых облаков. Жара спала, сменившись моросящим дождем, принесшим с собой атмосферу сырости и едва уловимый запах прелой травы. Смешавшись с толпой, мы глядели на пеструю вереницу нарядов, к которой примешивался тяжелый блеск шлемов и быстрая радуга кольчужных колец.
Сегодня на поле собрались люди из множества городов (Москвы, Питера, Воронежа, Твери и других), так что нельзя было придумать лучшего времени для реализации нашего плана мести. Тем более что Лустберг был тут как тут: стоял на противоположной от нас стороне поля в выцветших синих джинсах и черной меховой безрукавке, повязав длинные волосы полосой грязно-белого меха.
Его лицо выражало равнодушную скуку, тонкий рот кривился над аккуратно постриженной бородой. Взгляд блуждал, лишь мельком касаясь движущегося через центр поля человека в багровой рясе, отороченной по краю синей полосой с белыми звездами[253]. Человек нес перед собой круглый щит, капюшон был надвинут — так что ни рук, ни лица человека Лустбергу было не разглядеть. Да вроде и незачем: мало ли тут ходит людей, наряженных еще и не так? Момент был, что надо: внимание присутствующих было приковано к центру поля, посреди которого Ленский произносил вступительную речь. Так что многие невольно провожали взглядом фигуру в красном, дерзко пересекавшую поле неподалеку от жирной туши “главного мастера”. А значит — видели, как я вплотную подошел к стоящему в первом ряду Лустбергу и рывком отвел в сторону щит, освобождая спрятанную под ним саперную лопатку.
Не знаю, успел ли Лустберг заметить одетый на лезвие шанцевого инструмента полиэтиленовый пакет, поверх которого лежала целая куча говна[254]. У него было не так уж много времени: в следующую секунду я бросил говно с лопаты прямо ему в лицо. Раздался звучный шлепок, после которого я принялся пятиться назад, выставив вперед лопатку и прикрываясь щитом. Дело было сделано, и я не собирался задерживаться на этой стороне поля.
— Да что же это творится? — послышался крик из стана приятелей Лустберга, не успевших еще толком разобраться в ситуации. — Он его лопатой ударил! А ну, стой!
Но броситься в погоню так никто и не решился: саперная лопатка и кулачный щит оказались весомыми аргументами. А еще через пару секунд все поняли, в чем тут дело: собравшиеся бросились в стороны, зажимая руками носы, образовав вокруг Лустберга широкую полосу отчуждения. К этому моменту широкая общественность заприметила, что на этой стороне поля что-то не так: Ленский умолк, и большинство глаз повернулось в нашу сторону. Медлить было нельзя, так что я сорвал с башки капюшон и заорал во весь голос:
— Люди! Будьте свидетелями! Тони Лустбергу из Питера бросили в лицо говном за то, что он мусорской стукач! Теперь он чуха! Люди, будьте свидетелями…
253
Эту рясу заказал в свое время брат Кримсон, заплатив за нее в специальном ателье немалые деньги. Она сшита из чистейшей шерсти и являет собой точную копию костюма Рейстлина, чей портрет можно разглядеть на обложке одной из книг серии “Dragon Lance”.
254
Возможно (хотя и маловероятно), что кому-то будет интересно узнать следующую подробность: говно для этой акции предоставили Маклауд и Эйв.