Услышав, что к нему обращаются, старик испугался.
— А? Кто здесь? Хозяин дома?.. Ухожу… Сейчас, сейчас уйду…
— Куда же вы пойдёте?
— Куда? Не знаю, куда… У меня нет дома, нет близких. Вот я и прилёг здесь… Сегодня такая холодная ночь. Попробовали бы поспать на скамейке в парке, укрывшись газетой! Так можно и навсегда уснуть… А вам-то что за дело? Ухожу, ухожу…
— Нет, постойте, подождите! Я не хозяин дома…
— А нет, так что вам от меня надо? А, хотите, наверное, чтобы я подвинулся… Давайте устраивайтесь! Одеяла у меня нет. А места на двоих хватит!
— Я хотел сказать… У меня дома, видите ли, немного теплее… И диван есть…
— Диван? Теплее?
— Ну вставайте же, пойдёмте! И знаете, что мы сделаем? Прежде чем ляжем спать, выпьем по чашке горячего молока…
И они отправились в путь — пожилой синьор и бездомный старик.
А на другой день пожилой синьор отправил старика в больницу, потому что после ночей, проведённых в парке и в подворотне, тот сильно заболел.
Домой пожилой синьор вернулся уже к вечеру.
Хотел лечь спать, как вдруг снова услышал, что кто-то плачет.
— Ну вот опять, — вздохнул он. — В доме можно и не искать. И так знаю, что никого нет. Как хочется спать… Но с таким плачем в ушах разве уснёшь! Надо пойти посмотреть…
Как и накануне вечером, пожилой синьор вышел из дома и пошёл на плач, который, казалось, доносился откуда-то издалека.
Шёл он, шёл, прошёл через весь город…
И тут с ним случилось что-то странное, потому что он каким-то чудом перенёсся в совсем другой город, а потом таким же непонятным образом и в третий, но и здесь никак не мог понять, кто же это плачет.
Вот он уже обошёл пешком почти всю округу и добрался наконец до маленького селения высоко в горах.
Здесь-то он и увидел бедную женщину, которая плакала у постели больного ребёнка, потому что некого было послать за врачом.
— Я же не могу оставить малыша одного! И на улицу вывести его тоже нельзя — там очень холодно и намело много снега!
Кругом действительно всё белело от снега.
— Не надо плакать! — успокоил женщину пожилой синьор. — Скажите, где живёт доктор, и я схожу за ним. А вы пока положите на голову ребёнку мокрую салфетку, ему станет легче.
Пожилой синьор помог женщине, вызвал врача и только после этого вернулся домой.
И едва он собрался уснуть, как опять услышал плач, да так явственно, будто кто-то плакал совсем рядом — в кухне.
Нельзя же, чтобы кто-то плакал!
Пожилой синьор вздохнул, оделся, вышел на улицу и отправился на зов.
И с ним опять произошло что-то странное.
Потому что он таким же непонятным образом оказался совсем в другой стране, далеко за морем.
Там шла война, и многие люди остались без крова — их дома разрушили бомбы.
— Мужайтесь, мужайтесь! — ободрял их пожилой синьор и старался помочь по мере своих сил.
Но сил у него было немного.
И всё же людям становилось легче от его слов и участия, они перестали плакать.
И тогда он вернулся домой.
А тут уже наступило утро — не время укладываться спать.
Сегодня вечером, решил пожилой синьор, лягу пораньше.
Но всегда ведь кто-нибудь где-нибудь плачет.
Всегда кому-нибудь где-нибудь плохо — в Европе или в Африке, в Азии или в Америке.
И пожилой синьор всё время слышал чей-нибудь плач, который добирался до его подушки и не давал покоя.
И так происходило каждую ночь — изо дня в день.
Без конца преследовал его этот плач.
Иной раз кто-то плакал уж очень далеко — на другом полушарии, а он всё равно слышал.
Слышал и не мог уснуть…
Первый конец
отому что этот пожилой синьор был очень добрым человеком.
К сожалению, от постоянного недосыпания он сделался очень нервным и раздражительным.
— Если бы только я мог спать, — вздыхал он, — хотя бы через ночь. В конце концов, не один ведь я на этом свете! Неужели никого больше не тревожит этот плач и никому не приходит в голову подняться с постели и посмотреть, кто же это плачет?
Иногда, услышав плач, он пытался уговорить себя:
— Сегодня не пойду! Я простужен, у меня болит спина. В конце концов, никто не может упрекнуть меня в том, что я эгоист.
Но кто-то где-то плакал, да так горестно, что пожилой синьор всё-таки поднимался и шёл на помощь.
Он уставал всё больше и больше. И сил у него оставалось всё меньше.