— Ай! Ой! — кричали рабочие вслед убегающему мальчику, который рёвел и дул на больные пальцы.
И через час он, неся торжественно перед собой перевязанную руку, другой ведя свою мать, пришёл снова в парк на это место.
— Да, — подтвердили матери закончившие работать рабочие. — Мы не заметили, как он схватил его.
Мать подошла к обрезку, уже давно холодному и сказала:
— Ты зачем укусил моего сына? А? — и пнула трубу ногой.
Та звякнула о камень, перевернулась и подняла облако пыли.
— Вот, — сказала мать. — Ещё и сердится этот дракон.
— Ругается, — подтвердил испуганный мальчик.
— Говори же! — мать футбольнула железяку далеко в кусты и сама пошла за ней. И с минуту оттуда не выходила. А вышла радостная, держа двумя пальцами обрезок.
— Всё, — сказала она сыну. — Он больше не кусается, потрогай.
— Почему? — мальчик робко дотронулся до обрезка.
— Потому, что он кусает только неслухов, которые вовремя не хотят ложиться спать и не любят каши.
— А я буду любить! — воскликнул малыш.
— Я и сказала это дракону. Мы его отдадим дядям, а сами пойдём домой хорошими и послушными.
И они ушли из парка.
Сварщик долго рассматривал обрезок трубы и сказал серьёзно рабочим:
— Надо же, то-то я часто обжигаюсь при сварке. Дурные привычки. Всё, мужики, бросаю пьянствовать. Авось, и вправду поможет?
Птица и мышь
Как-то в одном учреждении завелись мыши. Откуда они взялись? Вероятно, из грязи, пыли и мусора. Уф, всюду мыши, грызущие компьютеры, провода и даже компьютерных мышей! Они настолько осмелели, что стали шнырять по кабинетам и коридорам белым днём. Противно? А, наверно, сами они себе не противны. Более того, может они не любят нас, людей?
Ну вот, завелись они, и спасения от них не было, везде оставляли свои коварные челюсти, чтобы утолить ненасытный свой голод. И директор фирмы вызвал санитарную помощь. И помощь в лице нескольких женщин в серых халатах насыпала по углам пропитанные ядом пшеничные зёрна.
Правда, мышей стали замечать всё реже и реже, да и аппаратура перестала быть их пищей.
Вот в один из выходных дней в открытое окно залетела синица. Она сразу обнаружила в одном углу зёрна и тут же на радостях склевала их все.
Наевшись, с полным животом, она прошлась пешком по пустому коридору и вдруг увидела под тумбочкой мышь.
Мышь, лёжа на спине и, постанывая, молвила синице:
— Ну, ладно, я-то заслуженно отравлена за то, что родилась мышью. Вот лежу и умираю. А ты? Из-за жадности своей, совершенно случайно попалась в нечаянные сети смерти.
— Что? — сначала не поняла синица истину слов мыши. — Так зёрна отравлены?
— Конечно! — через силу засмеялась мышь. — Мы все поздно это поняли.
— Вах! — заморгала синица, осматривая себя, — Я и правда, бледнею.
— Да? — удивилась мышь, рассматривая синицу.
— Да, и тошнит вроде уже, — стонала и тряслась синица, — А почему ты сказала, что отравлена заслуженно?
— Так есть, так устроено, — ответила печально мышь. — Рождение определяет дальнейшую судьбу. А судьба мышей — погибнуть от мора или мышеловки. Или — кота.
— Ты права, — заплакала синица. — Я, рожденная для полёта, для романтики, для жизни умираю от мышиного яда. Вах! Мне всё хуже и хуже. Я не хочу умирать!
— А я принимаю смерть спокойно, — вздохнула мышь. — Потому что так должно быть.
Синица пошатываясь прошлась взад-вперёд, даже пробежалась немного и сказала:
— Вах! Похоже, кружится голова. Полечу быстрей к своим, пока есть силы. Прощай!
С этими словами она взлетела, перевернулась в воздухе, врезалась в стену и выпорхнула в окно. Закрыв глаза и приготовившись умереть, она потеряла равновесие и упала на цветочную клумбу, где спал в тени анютиных глазок кот. Он тут же проснулся от шума, набросился на синицу и съел её.
А мышь и ныне жива, потому что отрава оказалась старой и потерявшей свою силу.
Мобильник
— Беда! Беда! — кричала выгуливающая в сквере большую собаку сударыня в розовом.
— Что случилось? — спрашивали некоторые прохожие.
А сударыня охала, ахала и ничего толком рассказать не могла, только тараторила:
— Телефон! Телефон! — и показывала на собаку пальцем.
Но, уже успокоясь, она выдала фразу:
— Буча проглотил мобильник.
Ах, Буча! Чёрные добрые глаза, сопливый нос и длинный язык на большой собачьей морде. Сама радость, виляющая хвостом.
Па-ра-ри-ра-рам! — заиграла глухая мелодия из Бучи в животе. Па-ра-ри-ра-рам!
— Ах! — снова ахнула женщина. — Мне должен позвонить человек. Это моя последняя надежда на счастье.
И стала руками надавливать на живот своей собаке — вверх-вниз-вверх-вниз.
— Ало, — ответил в животе мужской голос.
— Ало! — радостно ответила сударыня.
— Дорогая, Вас плохо слышно, — озадаченно послышалось из собачьего нутра.
— А… Это… — металась сударыня. — Это такая плохая сотовая связь.
— Плохая? — спросил собачий живот. — На ужин я жду Вас в кафе на… — оборвалась фраза, потому что собака залаяла на пробегающую кошку.
— Фу, Буча! Фу! Тихо! — почти рыдала сударыня. — Ах! Ничего не слышно.
Но Буча, не слушаясь, с лаем понёсся за кошкой, волоча по траве поводок.
Его еле удалось поймать хозяйке. И всё потому, что кошка, наконец, забралась на дерево, а Буча взялся сию вертикаль облаивать.
Ах, несчастная кошка, несчастная собака, несчастная хозяйка! Беда на беде!
— Да уж, — возмущался чуть погодя врач-ветеринар в лечебнице. — Как же ему удалось съесть телефон?
А уже успокоившаяся сударыня рассказывала:
— Да как? Играл, играл возле меня. А в руке мобильник. Выхватил, да и сглотнул.
— Да уж, — соглашался врач, ощупывая Бучу. — Ну, из этой беды есть несколько выходов. Точнее, уже и того меньше. Потому что мобильник поплыл вперёд. Буль-буль.
— Блим, блим! — почти тут же прорвалось из Бучи.
— Ах! — опять забеспокоилась сударыня и часто заморгала. — Это СМС! Он пишет о любви. Он всегда пишет только о любви. Доставайте! Доставайте!
— Вот я и говорю, — сказал спокойно ветеринар. — Надо резать.
— Резать? — испугалась сударыня.
— А как же? — удивился врач её удивлению. — Назад пути нет. До конца, гых, — кашлянул он, — не дойдёт, застрянет. Правда, можно дать очень сильное слабительное. Но тогда ваш любимый телефон уже нельзя будет починить. Ну, так что? — спросил он сударыню.
Буча смотрел то на врача, то на хозяйку, высунув язык и часто дыша от жары. Что он чувствовал при этом и понимал ли разговор, мы никогда не узнаем.
— Помилуйте, мадам, — сказал нетерпеливо ветеринар. — Что вы печётесь о собаке? Это тварь бессловесная. Поверьте мне, как врачу, что у неё нет даже души.
— Да, — заплакала сударыня. — Но душа есть у меня!
Она погладила собаку, потрепала за слюнявую морду и сказала:
— Буча, Буча, какое вкусное слабительное тебе даст дядя, мняка!
Так закончилась история сломанным мобильником, в котором навсегда потерялась телефонная книга сударыни.
Но доброта в ущерб себе возвращается стократно. Друг сударыни отыскал вскоре свою подругу. Я видел их гуляющих втроём в парке: сударыня, молодой человек и непутёвый Буча, пытающийся проглотить его коммуникатор.
Копейка
Всё началось в одном кармане месте с хлебной крошкой, пшеничным колоском и бесполезной копейкой, на которую ничего нельзя было купить. В темноте, пахнущей всеми запахами мира.
Колосок и крошка всё время спорили, что есть счастье.
— Счастье — когда ты один одинёшенек, — хрустела крошка. — Делай себе, что хочешь. Свобода!